Люби сильнее
Шрифт:
Щеки опаливает жар. Роняю взгляд вниз и не могу заставить себя его поднять, даже пару минут спустя, когда садимся, наконец, за стол.
Он сделал это намеренно?
Нет, не думаю. Зачем ему?
«Войдешь в дом, будут проблемы…»
Нет, он бы не стал, потому что явно настроен избегать меня. Это я… Хочу пробиться ему обратно в душу.
Эта мысль не то чтобы шокирует… Я ведь знаю, о чем мечтаю. Меня потрясает то, что я не просто этого хочу. Я собираюсь это сделать.
Боже…
Резко поднимаю взгляд, веду им через стол и в тот же миг встречаюсь глазами с Градским.
Он прищуривается. Я незаметно вздыхаю и продолжаю смотреть.
Впусти меня…
Боже, что я творю? Только остановиться уже не могу.
Глава 6
Ярослав
Красиво ты вошла, черт возьми…
Взглядом в душу врывается. Маньячка, вашу мать. Что ей, блядь, надо? Нет, я, конечно, тоже хорош. Черт дернул снова к ней приблизиться. Если бы не идущий впереди папа Тит, еще бы и руками поймал. И не факт, что без глупостей закончил бы.
Откатывает во времени. Сидим с Марусей как когда-то, за тем же столом, точно друг напротив друга. Броню сифонит. Я будто прежний – безбашенный, жадный, агрессивный. Взгляд от нее отвести не могу. Вдруг думаю о том, что все еще помню, как она дышит, когда возбуждается. Только скажите, на хрена мне эта информация сейчас?
Пока осознаю, что пора бы вкручивать аварийные заглушки, под брюками уже полный размах случается. Башня в небо, твою мать.
Нормально. Выдыхай.
Просто день палкостояния. Просто надо потрахаться.
Хм, блядь…
Да, черт возьми, мне жизненно необходимо как можно скорее спустить пар. Титова лишь косвенный раздражитель. Неравный бой, черт возьми, потому как я уверен, что в столь запущенном состоянии у меня и на половинку папайи поднимется.
Сердце гулко качает кровь. Расстроенным эхом в ушах фонит. Полжизни привыкал к тому, что вот так, на ходу, только взглянув на святошу, могу возбудиться. Потом, кажется, столько же – отвыкал. А теперь что?
Ебучая хренотень…
– Как настрой? – разбивает затянувшуюся паузу папа Тит. – Решил, чем хочешь заниматься?
Готов спорить, у него тоже имеются идеи относительно моей дальнейшей жизни.
– Пока у деда на стройке перекантуюсь. Подумать надо.
– А с университетом как? Будешь восстанавливаться?
– Нет.
Тут я уверен. Поступал ведомый. За святошей. Чтобы не разрывать привычный уклад жизни и максимально контактировать. Теперь мне это не нужно.
– А Маша на красный диплом идет, – бросает в тему мама Ева.
Вот кто бы сомневался…
– Не удивлен.
Вновь переключаю внимание на субъект гениальности и идеальности – маленькую мисс Титошу.
Девочка Президент, бля.
Она повторно розовеет от смущения, но взгляд не уводит.
Интересно, распрощалась со своими наполеоновскими закидонами? Или еще заворачивает подобными мечтами? К слову, по ее статусу и уму, вполне реальными. Только когда находились вдвоем в бункере, как-то призналась, что отпустила, больше не надо. Теперь как?
Да мне-то какое дело?
Маруся тогда много чего говорила. Всему тому была высокая цена и срок годности в полчаса.
– Если что, знаешь, могу помочь, – сдержанно заверяет папа Тит.
Я киваю, а он поднимается, чтобы разлить вино. Напряжение не ослабевает, даже когда выпиваем по первому бокалу и принимаемся за еду. Следует отметить, сразу догадываюсь, что ужин готовила Маша. По-домашнему и вкусно. У мамы Евы, что с первым, что со вторым пожизненно проблемы.
До бункера и адовых приключений, которые он за собой повлек, всегда чувствовал себя у Титовых расслабленно. Возможно, даже свободнее, чем дома. Без проблем находил, о чем говорить с Машкиными родителями. Когда серьезные темы иссякали, травил байки, и мы хором над ними ржали.
Сейчас что? Не о службе же им рассказывать.
И Маруся молчит. Лишь суматошно водит глазами. То ли беспалевно меня сканирует, то ли, напротив, с какого-то перепугу, избежать зрительного контакта пытается.
– Как отец, мать? – вновь папа Тит задает.
Только сейчас понимаю, что помимо того, что сам успел от них отдалиться, испытываю скованность еще и потому, что со стороны Адама Терентьевича идет та же волна напряжения. Если бы пришел к ним в первый раз, сказал бы, что я ему не особо по душе. Это странно. Ведь когда-то он называл меня сыном.
Только чему я удивляюсь?
Из-за Машки, конечно. Даже если папа Тит не в курсе всего масштаба безумия, что мы вытворяли в изоляции, ожесточиться причины есть.
– Порядок.
Хоть убей, ничего больше добавить не получается. Все слова на этапе формирования мысли рассыпаются.
Так и заканчиваем, перекидываясь натужными короткими фразами. Мама Ева, после основной трапезы, ожидаемо предлагает подать кофе. Тут я тороплюсь отказаться.
– Спасибо. Мне уже пора. Еще есть планы.
– Ну, что ж… Тогда хорошего вечера и доброй ночи! Маша, проводишь?
Охреневаю, когда Титовы тупо выходят из-за стола и удаляются.
Кто так, вашу мать, делает?