Любимая и потерянная
Шрифт:
Судя по голосам, ребята направились к дому. Его никто не звал. Джим подумал, что они могут заметить его отсутствие, войдя в дом. Из-за озера поднималась луна, ее свет серебрил крышу, просачивался сквозь частую изгородь.
Джим лежал около изгороди и смотрел на освещенные окна. Луна поднялась выше, и на шоссе стало светло как днем. Щенок, прикорнувший рядом с хозяином, вдруг вскочил и с лаем забегал вокруг, потом бросился к ворогам. Вот он вернулся к мальчику, ткнулся носом ему в шею и снова побежал к воротам, стал царапаться, скулить. Яркий свет луны взбудоражил собаку. А в доме кто-то заиграл на пианино, там смеялись, пели хором песни, знакомые
Раздвинув планки изгороди, Джим смотрел на окна и все ждал. Он и забыл о щенке, как вдруг услышал, что тот царапает лапами изгородь совсем рядом; обнаружив дыру, песик сунул туда нос, потом и сам пролез на ту сторону и с громким лаем помчался к террасе.
«Назад, Тип, сюда!», — крикнул Джим, но тут же замолчал. Что, если кто-нибудь из здешних ребят узнает собаку по лаю и выйдет из дому? «Да ведь это собака Джима! Джим, наверно, за воротами. А мы-то думали, он тут, — закричат они, — пойдемте позовем его!»
Открылась дверь, луч света перерезал газон, сердце мальчика бешено заколотилось. Лакей крикнул: «Пшел вон отсюда, слышишь ты, пшел вон!» Щенок с визгом бросился к изгороди и, чуть не застряв в лазейке, прыгнул прямо в руки Джиму. Тот крепко прижал его к груди, а сам все смотрел и смотрел на дом Хэвлоков. Потом он, не выпуская из рук щенка, вскочил на ноги и бросился прочь от высокой темной изгороди. Он что было духу бежал по шоссе, и ему казалось, что его башмаки выстукивают по асфальту слова: «Кто этот мальчик? Кто этот мальчик?» Потом он остановился перевести дыхание, сжав кулаки, оглянулся на темневшую в ночной мгле изгородь, сквозь щели которой просачивался свет, и с яростью прошептал: «Ну погодите. Погодите».
Макэлпин помолчал и снова засмеялся. Кэтрин неприятно поразили его беззаботный смех и столь непринужденная откровенность. Сама она ни за что не решилась бы рассказать о себе подобную историю. Да и никто из ее знакомых не стал бы выставлять себя в таком свете. Мальчуган по ту сторону забора! Он так уверен в себе, что даже тень снобизма не закрадывается в его душу, ведь он добился цели, будет работать в «Сан», так отчего не посмеяться, вспоминая первые шаги? Кэтрин понимала, что его откровенность подсказана желанием сблизиться с ней, точно так же, как и движение руки, притянувшей ее поближе. Она чувствовала, что нужна ему, нужна уже сейчас, что только с ней осуществит он свои сокровенные стремления, и сердце ее наполняли радость, гордость и тихое умиротворение.
— Приходите к нам сегодня обедать, ладно, Джим? — вдруг сказала она.
— Сегодня?
— Папа тоже будет рад, я знаю.
— Я непременно приду, — пообещал он.
За оживленной, дружеской беседой обед прошел очень непринужденно. Никто не торопился вставать из-за стола.
— Давайте встретимся завтра в полдень, Джим, и вместе перекусим, — сказал мистер Карвер, прощаясь с Макэлпином. — Я хочу о вас поговорить с нашим главным редактором мистером Хортоном.
— Он тебе нравится, правда? — спросил он у дочери после ухода Макэлпина.
— Да, очень нравится. Он интересный человек.
— Имей в виду, что у него ни гроша за душой.
— Он ведь не бизнесмен.
— И тем не менее остановился в «Ритце». Красивый жест. Сжег за собой мосты.
— Мне и это в нем нравится. А тебе?
— Пусть его, меня это не тревожит.
— Тревожит что-то другое?
— Да, Кэтрин.
— О! А мне казалось, ты от него в восторге.
— Ну, разумеется,
— Да, в нем это есть.
— Это не просто самоуверенность. Он убежден, что мир таков, каким ему представляется.
— Но это же хорошо, это так редко встречается, — не сдавалась Кэтрин.
— Знаю, что редко. И знаю, что хорошо, — согласился он. — Мне это тоже нравится. Но у меня газета. Когда я поручаю новому сотруднику колонку, мне небезынтересно знать, не поставит ли он меня когда-нибудь в затруднительное положение. Такие вещи нужно принимать в расчет.
— Ах как мы благоразумны! — засмеялась Кэтрин. — Но меня не проведешь. Я вижу, что он пришелся тебе по вкусу.
— Не спорю, — ответил отец. — Но хочу сперва удостовериться, что не выпускаю из бутылки джинна.
Глава вторая
На следующий вечер, в одиннадцать часов Макэлпин должен был встретиться с Кэтрин на радиостудии. Кэтрин выступала в организованной Молодежной Лигой передаче с призывом собрать средства в помощь увечным детям. Времени оставалось еще порядочно, и Макэлпин решил выпить по коктейлю с Чаком Фоли. Хотя война разлучила их и жили они в разных городах, Фоли по-прежнему оставался самым близким его другом. Много лет назад Фоли работал в рекламном бюро, мечтал стать поэтом и даже выпустил тоненький сборник сентиментальных стихов. Но потом он устроился главным бухгалтером в одном монреальском агентстве, забросил поэзию, редко виделся с товарищами по колледжу, а жене, которая жила в другом городе, пересылал деньги во почте, чтобы она оставила его в покое. И все же Фоли никогда не забывал о Джиме и старался его опекать. У Макэлпина еще до того, как он начал преподавать в университете, выдалась однажды очень тяжелая зима, когда, оставшись без гроша, он по уши увяз в долгах и мерз в холодном весеннем пальтишке. Тогда никто из его приятелей, кроме Фоли, не заметил, что ему холодно и голодно. Преуспевавший в ту пору Чак Фоли объявил однажды, что хочет купить новое пальто, а старое, вполне хорошее и дорогое, отнес Макэлпину, уверив приятеля, что ему самому оно не нужно. Об этом пальто Макэлпин никогда не забывал.
Дожидаясь звонка Фоли в вестибюле гостиницы, Макэлпин от нечего делать принялся болтать по-французски с портье.
Из лифта вышел крупный краснолицый мужчина в каракулевой шапке.
— Да ведь это Макэлпин! — неожиданно воскликнул он. — А Фоли не сказал мне, что вы тут. Что поделываете?
— Что я поделываю? — самым сердечным тоном отозвался Макэлпин, который понятия не имел, что это за тип. — Я размышляю, почему упомянутый Фоли не рассказал мне о вашей шапке. Вид у вас колоритный.
— Да, если человек в состоянии купить такую шапку, — отозвался незнакомец, — значит, он встал на ноги. — И, покосившись на строгий костюм Макэлпина, прибавил: — А вот выглядеть как Трумэн может всякий.
Он загоготал, потом взял Макэлпина за плечо и доверительно осведомился о его успехах у француженок. Впрочем, заметил он, рано или поздно Макэлпин оценит преимущество соотечественниц перед француженками. Хотя, добавил он, пока они в новинку, отчего бы и не пофорсить. Когда телефонистка крикнула: «Вас вызывают, мистер Макэлпин. Будете разговаривать?», — его собеседник проводил его до кабинки, пожал руку и, сказав: «Вот спросите у Фоли», — удалился.