Любимая учительница

Зайцева Мария

И опять что-то бормотали, успокаивая, утешая, убаюкивая.

Очнулась я в движущейся машине, укрытая теплыми тяжелыми куртками. Лежала, ничем не выдавая того, что проснулась, вслушивалась в тихий неторопливый разговор.

— Домой поехали, ко мне.

Это Глеб.

— Зачем к тебе? Ко мне.

Это Давид.

— У тебя одна комната.

— А у тебя кровать маленькая.

— Да для тебя, слоняры, любая маленькая будет! И вообще, пошел ты нахрен. Не будет она с тобой спать. Задавишь еще во сне. И ее и

меня.

— Вот ты точно со мной спать не будешь.

— А ты не оборзел, Дава?

— Не больше, чем ты.

— Ладно, приедем, решим.

— Решим.

Я закрыла глаза, опять уплывая в тяжелый сон без сновидений. Тело ныло во всех местах, губы жгло, низ живота тянуло.

И в то же время я ощущала невозможное, невероятное удовольствие и сладкую опустошенность. Так легко и блаженно мне никогда еще не было. Да, теперь я понимала, что другие люди находят в сексе. Потому что, если у других это хотя бы в четверть так, как было у меня сегодня, то это невозможный наркотик, от которого нереально отказаться.

И я сейчас явно была неспособна думать о моральной стороне произошедшего. О профессиональной этике и здравом смысле.

Откровенно говоря, плевать мне на это все.

Слишком хорошо. Слишком сладко.

Потом буду обо всем думать. Потом.

Глава 15

Я открыла глаза, как всегда, на пять минут раньше, чем прозвенит будильник. Поежилась в постели, чувствуя непривычно тяжелое и теплое одеяло и какую-то тесноту, словно я в коконе лежу, замотанная со всех сторон. И это уютно и безопасно. И мягко. И…

Тут меня какая-то неотвратимая сила накрыла, прижала к чему-то горячему и твердому, а над ухом зафырчал не иначе, как тигр. Засопел прямо в затылок, огненным дыханием вороша волосы. Я застыла и медленно открыла глаза.

И поняла, что будильник сегодня прозвенит без меня. Одиноко. В моей съемной квартире, в пяти минутах ходьбы от Алтуфьево.

А я очень далеко от Алтуфьево. И даже не знаю, насколько.

Непомерная тяжесть, при более близком рассмотрении оказавшаяся рукой Давида, по хозяйски прижавшей мое измученное тело к себе во сне, сковывала дыхание. Сопение над ухом усилилось, и теперь было полное впечатление, что за спиной у меня огромный кот. Или медведь. Которого не надо будить от спячки. Чревато, знаете ли.

Я, задерживая дыхание, тихонько пошевелилась. Замерла, чутко прислушиваясь. Опять пошевелилась. Опять замерла.

И по чуть-чуть, осторожно, экономными выверенными движениями, начала выбираться из-под лапы Давида.

Только бы не проснулся! Только бы…

Но, слава Богу, парень спал могучим богатырским сном, и подмены моего тела на подушку удачной длинной формы, не заметил. Сильнее только сжал ее, полностью подминая под себя.

Я же, выдохнув освобожденно, расслабилась и чуть было не угодила в другую ловушку.

Глеб лежал рядом на животе, одну руку засунув под подушку, повернувшись ко мне лицом и накрыв мой многострадальный зад ладонью. А я-то думаю, с чего это попа у меня такая неподъемная!

Так как, в отличие от своего приятеля, спал он очень тихо и не сопел, я не сразу смогла среагировать, сделала неосторожное движение, и ладонь съехала чуть ниже, даже во сне пробираясь туда, куда и так всю эту ночь имела полный доступ.

Черт!

Промежность, несмотря на то, что обращались с ней до этого отнюдь не аккуратно, счастливо и томно заныла, полностью готовая к новому витку заезда.

Да и тело мое предательское, моментально вспомнив всеми клетками кожи о полученном этой ночью удовольствии, покрылось мурашками и сладко дрогнуло.

Е-мое!

Отставить!

Вдохнуть и тихонечно выдохнуть. Медленно. Успокаивая зашедшееся в шальном счастье сердце.

Не надо. Не надо этого.

Я ужом (пригодились занятия по художественной гимнастике) вывернулась из-под ладони Глеба и сползла с кровати.

Растерянно огляделась в поисках хоть какой-нибудь одежды и, главное, сумочки.

Вчера вечером меня привезли сюда, укутанную в кожаную куртку, в разорванном белом платье.

Уже в квартире парни оперативно дорвали все остальное, не тронув лишь высокие, узкие, как чулки, сапоги-ботфорты выше колен, у которых так и осталась неисправность в молнии.

Сапоги, проявив несвойственную им с начала этой эпопеи стойкость, до сих пор были на мне. Удивительно, что ноги не болели и не ныли, в отличие от всех других мест моего бедного тела.

Хорошие какие сапоги. Пожалуй, не буду их выкидывать, в починку отдам.

Уловив привычное для стрессовой ситуции желание мозга отвлечься на несущественные мелочи, я встряхнулась мысленно и призвала себя к порядку.

Потом, потом мы будем страдать, переживать и прятаться за ерундой, не желая думать о главном!

А пока что надо собраться и решить, как будем выбираться.

Желательно, быстро. Желательно, не попадаясь на глаза спящим хищникам.

Хорошо, что весь пол покрыт пушистым серым ковром с густым ворсом, каблуки хоть и утопают, зато не цокают.

Плохо, что на мне нет даже трусов.

Сумочка нашлась в прихожей. Там же валялась кожаная куртка Глеба. Под ней обнаружилась футболка Давида.

Практически целая, не пострадавшая в драке, потому что он, в отличие от своего друга, особо не утрудился. И затем, первое, что сделал, это футболку стащил. А после уже молнию на джинсах расстегнул.

При одном воспоминании о горячей груди, поросшей густым черным волосом, что прижималась ко мне, закрывая от осенней ночи, стало невозможно горячо, опять сладко и призывно заныл низ живота. Вот же я сучка течная! Кошмар какой!