Любимая
Шрифт:
– Чертовски верно, Барт. Пусть она и дикая кошка, но я-то человек и приручу ее.
Джон Брин вышел из-за кустов, элегантный и невозмутимый, как будто шествовал по гостиной в «Двух дубах». Джулиана заморгала, решив, что он ей привиделся. Но нет, солнце ярко освещало его светлые волосы цвета расплавленного золота, рубашку и брюки и придавало его коже янтарный оттенок. Он медленно надвигался на нее.
– Ты доставила мне массу неприятностей, Джулиана. Боюсь, тебе придется заплатить за это, – мягко произнес он.
Ее сердце громко стучало.
Брин широко улыбался, взгляд его топазовых глаз, тяжелый, пронизывающий насквозь, заставил Джулиану содрогнуться.
– Мы обсудим это позже, когда доберемся до одного места, – ласково добавил он и кивнул, как бы соглашаясь с самим собой. – Там, куда я тебя отвезу, тебя никто не найдет.
Теперь он был так близко, что Джулиана ощущала запах бриолина. К горлу подкатила тошнота. Она изо всех сил пыталась подавить свой страх. Ее волосы, выбившиеся во время борьбы с Бартом Мюллером, падали на лицо спутанными прядями.
Когда Брин подошел вплотную, Джулиана попыталась вырваться, но Барт Мюллер, который уже успел стянуть с лица платок, держал ее крепко. Она побледнела как смерть и в ужасе уставилась на Брина. Он напоминал красивый злобный призрак из кошмара, пришедший убить ее.
Брин коснулся ее волос и улыбнулся той ослепительной покровительственной улыбкой, которую Джулиана хорошо помнила. Он замахнулся и со всей силы ударил ее по лицу.
Джулиана рухнула на колени. В глазах появились красные точки, челюсть пронзила острая боль, которая быстро распространилась по всему телу. Она тихо застонала.
– Приветствую тебя, золотко мое, – добродушно произнес Брин. – Настала пора воссоединиться. Я очень скучал по тебе. Не беспокойся, я позабочусь о том, чтобы мы больше никогда не расставались.
Глава 27
Ее сжигали заживо. Ее поглощал сухой, испепеляющий жар. И превращал в пепел. Во всяком случае, так ей казалось.
Вот уже несколько часов (а может, дней?) Джулиана тряслась в седле впереди Джона Брина под палящими лучами солнца. Она потеряла счет времени. Ей казалось, что она едет по этим выжженным солнцем холмам и бесконечным долинам целую жизнь. Ее мучила жажда, перед глазами плавали оранжевые и желтые круги.
А Джон Брин все не останавливался.
Один раз Барт Мюллер предложил сделать привал, но Брин злобно приказал продолжать путь и послал лошадь в галоп. Джулиана испытала некоторое облегчение, ощутив на разгоряченном лице прохладное дуновение ветерка. Но вскоре жара опять одержала верх над прохладой. Девушка была не в силах держаться прямо в седле и привалилась к Брину. Ей казалось, что безжалостное солнце вытягивает из нее жизненные соки.
Когда опустились сумерки, воздух стал значительно прохладнее, однако Джулиана была слишком утомлена, чтобы почувствовать это. «Куда мы едем?» – уже в сотый раз задавала она себе один и тот же вопрос. Отчаяние стало охватывать ее.
Наконец лошадь под Джулианой замедлила шаг и остановилась. Джон Брин спрыгнул на землю и стащил с седла девушку. Ноги Джулианы подогнулись, но он успел подхватить ее и рассмеялся. Не очень-то приятный звук.
Мюллер долго и жадно пил из фляжки. Брин уложил Джулиану на траву и тоже приник к фляжке. Напившись, он сел на корточки рядом с девушкой и вытянул фляжку так, чтобы она была в поле ее зрения.
– Воды, радость моя?
Джулиана хотела ответить, но не могла и пошевелить потрескавшимися губами.
Брин радостно ухмыльнулся. В сумеречном свете он походил на дьявола.
– Только позже. Я бы предпочел сначала разбить лагерь, чтобы уютно устроить мою маленькую невесту.
Он так и оставил ее лежать, высушенную жаром, обессилевшую. Час спустя Брин все же дал ей воды, но позволил сделать не больше шести глотков.
– Не жадничай, дорогая, иначе ты заболеешь и мы не сможем заняться кое-чем, верно?
У Джулианы не было сил открыть глаза, чтобы взглянуть на него, однако она всем сердцем ненавидела его голос. Изможденная до крайности, она заснула.
Ей снился Коул. Как он обнимает ее, целует в затылок, гладит грудь. Ей виделась постель из цветов, прохладных, ароматных цветов. Коул лежал рядом и щекотал ей кончик носа маргариткой. Совершенные по форме лепестки были белыми, как мех горностая.
«Он любит тебя», – нашептывал ей чей-то нежный голос.
Она потянулась к нему и позвала по имени: «Коул!» Но его уже не было. А цветы завяли и погибли. Ее вытянутые руки упали на что-то влажное и липкое, лежавшее среди оборванных лепестков. Это была фигурка лошади, над которой трудился Коул, и из нее сочилась кровь.
Джулиана в ужасе проснулась, вся в слезах. Было уже светло. Она находилась в лагере, разбитом Джоном Брином. Барт Мюллер жадно поглощал жирные куски мяса и сухари, Брин неторопливо потягивал кофе. И наблюдал за ней.
Дрожащей рукой проведя по лицу, Джулиана попыталась сесть и застонала.
Брин подошел к ней, усадил ее и подал ей тарелку с мясом и чашку кофе.
– Мы очень скоро тронемся в путь, поэтому ешь быстрее. Постарайся съесть все – до вечера мы не будем останавливаться.
Так и произошло.
К концу дня Джулиане было безразлично, что ее ждет. Острая боль во всем теле, жажда и мучительный голод мешали ей думать о чем-либо. Даже ужин у костра не насытил ее и не прибавил сил. Эти двое ненавидели ее лютой ненавистью. Джулиана знала: все ее мучения ничто по сравнению с тем, что ждет ее в конце этого пути, когда Джон Брин начнет исполнять свою угрозу.
Следующие дни превратились для Джулианы в сплошную пытку. Наконец путешествие закончилось. Джон Брин остановил взмыленную лошадь. Джулиана огляделась по сторонам. Они находились на вершине продуваемой ветрами горы, зажатой между отвесными склонами двух горных цепей, которые тянулись по пустыне, как клешни гигантского краба. Здесь росли опунция, можжевельник и сосны. Вдали Джулиана увидела горы, покрытые шапками лесов, а рядом с ними – пологие холмы и столовые горы, казавшиеся серовато-коричневыми в свете солнца. Из-за камня с писком выскочила кенгуровая крыса. Лошадь Мюллера испуганно заржала. А потом наступила мертвая тишина. Что-то зловещее было в ней. Джулиана вздрогнула, когда Брин, спешившись, помог ей слезть с лошади. Высушенная зноем земля была твердой. В двух шагах от нее грелась на солнце ящерица. Вдали прокричал стервятник. Солнце, пылавшее в лазурном небе, напоминало живое существо, злобное и угрожающее.