Любимая

Вимьера, Португалия, август 1808 года

Огромный раскаленный шар висел в металлической синеве небес, и не было ни единого облачка, чтобы укрыть долину от испепеляющих лучей. Где-то вдали, словно мираж, мерцали покрытые снегом вершины гор, а под низкими холмами, окружающими долину, бился волнами о дикий скалистый берег Атлантический океан.

Пятьдесят солдат Третьего драгунского полка его величества в алых мундирах задыхались на опаленной солнцем земле. И холодные воды с белыми барашками

С холмов снова и снова сбегали синие шеренги французов. Англичане стреляли в них, видели, как падают враги, как рассыпался и откатывался назад неприятель, но для того лишь, чтобы, перестроившись, вновь появиться еще более сплоченными рядами.

Их же товарищи лежали рядом — мертвые или умирающие, подминая телами дикий тимьян, который выцарапывал последние силы из этой иссохшей земли вместе с веретенообразными оливами и кактусами. Обжигающий воздух был густо наполнен его ароматом.

Сколько же еще синих мундиров по ту сторону холма? Сколько раз они еще спустятся в долину?

Командир маленького отряда английских драгун в чине майора напряженно всматривался в дрожащее марево, на холмы за медленно текущей серой речушкой. Оттуда должно было прийти подкрепление. До боли в ушах он вслушивался, пытаясь уловить победный звук рожка, возвещающий спасение. Помощь была обещана, и майор не допускал мысли, что она не придет.

Но когда нескончаемо долгий день этого ада стал близиться к вечеру, майор начал понимать, что никакого подкрепления не будет. Его солдаты обречены умереть здесь, в этом горниле смерти, утолив напоследок жажду чужой земли своей кровью.

Когда солнце начало садиться за холмы, с моря повеял легкий ветерок и всколыхнул полковое знамя, воткнутое в землю рядом с мертвым молодым корнетом-знаменосцем.

— Они идут снова! — прокричал дозорный из неглубокой траншеи, которая была их единственной защитой от вражеских пушек.

Майор почти безучастно посмотрел на долину, на неумолимое приближение неприятеля. Сзади к нему подбежал задыхающийся лейтенант. Пот, струившийся из-под кивера, заливал ему глаза. Он заговорил со своим командиром дрожащим от волнения голосом, и слова его, жуткие, невероятные слова, означали только одно — смерть.

Лондон, июнь 1810 года

—Жениться на одной из них? Ради всего святого, не смешите меня!

Сильвестр Джилбрайт, пятый граф Стоунридж, недоверчиво смотрел на маленького нервного человечка, сидящего за массивным столом в адвокатской конторе на Трсднидл-стрит.

Адвокат Крайтон прочистил горло.

— Я полагаю, что его сиятельство очень любил своих внучек, милорд.

— А какое это имеет отношение ко мне? — поинтересовался граф.

Адвокат поворошил бумаги на своем столе.

— Он хотел хорошо их обеспечить, сэр. Их мать, леди Белмонт, имеет свою вдовью часть и не требует большего. Она, очевидно, захочет переехать в Белмонт-Хаус, как только вы будете готовы переселиться в Стоунридж-Мэнор.

— Дела их матери меня не интересуют, — резко прервал его граф. — Потрудитесь объяснить возможно проще и точнее завещание моего кузена. Уверен, что я не понял вас.

Юрист взглянул на графа, вид у него при этом был совсем несчастный.

— Постараюсь, милорд. Четыре внучки, дети виконта Белмонта и леди Илинор…

— Да… да… Белмонт был убит в битве на Ниле двенадцать лет назад, что сделало меня в силу старшинства наследником Стоунриджа. — Граф принялся быстро ходить по комнате, пересекая ее из угла в угол широкими шагами. — Вернемся к делу.

Зарывшись носом в бумаги, Крайтон думал о том, что этот новый граф подавляет его еще больше, чем его предшественник, сварливый подагрический четвертый граф Стоунридж. Светлые серые глаза Сильвестра Джилбрайта, казалось, сверлили его тощее лицо, а белый шрам на лбу придавал угрожающее выражение его холеному лицу. Плотно сложенные губы выражали нетерпение, чем он чрезвычайно напоминал своего покойного кузена.

— Думаю, будет лучше, если ваше сиятельство сами прочтете условия, — предложил адвокат, выбрав одну из бумаг.

В холодных глазах графа блеснула сардоническая усмешка.

— Боитесь быть вестником дурных новостей, Крайтон?

Его светлость протянул тонкую белую руку и выхватил у адвоката завещание. Затем он уселся в кресло, закинул ногу на ногу и начал читать.

В углу громко тикали массивные напольные часы, настырно жужжала муха, а в открытое окно доносились крики уличных торговцев. Адвокат Крайтон нервически сглотнул и тут же залился краской: ему показалось, что этот звук перекрыл все остальные шумы.

— Боже праведный! — Стоунридж швырнул бумагу на стол и снова вытянул ноги. — Просто чудовищно! Я наследую графский титул, Стоунридж-Мэнор и дом в Лондоне, но ни акра земли и ни пенни из состояния старого скряги, если не женюсь на одной из этих девиц! Но это же не лезет ни в какие ворота! Это завещание сумасшедшего!

— Уверяю вас, сэр, завещание совершенно законно. Его светлость был в здравом уме, и я сам это засвидетельствовал вместе с двумя служащими нашей фирмы. Указаны были только титул и эти два дома — остальным его сиятельство имел право распорядиться по своему усмотрению.

— И он оставил все остальное стаду этих глупых гусынь?!

— На мой взгляд, они весьма достойные молодые леди, — осмелился возразить Крайтон.

Выражение лица его сиятельства говорило, что он не считает это заверение достаточно убедительным.

Адвокат снова прокашлялся.

— Леди Эмили двадцать два года, и, насколько я знаю, она помолвлена. Леди Клариссе двадцать один, и, полагаю, она свободна. Есть еще леди Теодора, которой около двадцати. И наконец, леди Розалинда. Она почти ребенок… ей нет еще двенадцати.