Любимцы Богини

Трошин Владимир Васильевич

Хорольский принял решение всплыть на перископную глубину. Наверное, интуиция опытного командира подсказала такое решение. И она не обманула его.

Едва приникнув к окуляру перископа, он спокойно, с расстановкой, произнес:

– Запишите в вахтенный журнал: «Прямо по курсу, дистанция четыре кабельтовых, наблюдаю авианосец!». Даже заклепки на его борту! Старпом! Посмотри!

Старпом обхватил перископ:

– Большой кораблик!

Лавров не успел оценить юмор командования подводной лодки о заклепках на корабле постройки середины 60-х годов и «кораблике», водоизмещением в восемьдесят тысяч тонн. Последовали команды:

– Боевая тревога! Срочное погружение! Торпедная атака!

Командиру минно-торпедной боевой части поступило приказание приготовить

к выстрелу торпедные аппараты. На заданной глубине рулевой одержал подводную лодку. Авианосец отлично прослушивался гидроакустиками на канале шумопеленгования. Ни на минуту не смолкали доклады командира штурманской боевой части, начальника радиотехнической службы, оператора боевого информационного поста о параметрах движения цели. Из первого отсека поступил доклад минера о готовности торпедных аппаратов. Лавров к этому моменту уже сидел на посту погружения-всплытия. Сразу же после объявления боевой тревоги его сменил командир БЧ-5. Надо бы заняться своей матчастью, а уйти из центрального поста нельзя: учебная тревога! Маневрирование в центре вражеского ордера, состоящего из 11–16 кораблей: ракетных крейсеров, эсминцев и фрегатов, танкера, транспорта снабжения и многоцелевой атомной подводной лодки – опасное занятие. В прошлом году, одна из атомных подводных лодок Тихоокеанского флота, уклоняясь от идущего на нее полным ходом авианосца «Китти Хок», пропорола ему рубкой часть топливных цистерн. Американцы, не долго думая, подали в Международный арбитражный морской суд иск на возмещение ущерба.

Между тем, атака продолжалась. После команды:

– Торпедные аппараты № 3, 4 условно, пли! – из первого отсека доложили об условной стрельбе. Следом, условно произвели стрельбу из первого и второго аппаратов. Подводная лодка изменила курс, увеличила скорость и глубину погружения, чтобы занять удобную позицию для новой атаки на авианосец.

Торпедным атакам казалось, не будет конца. Охваченный азартом охоты, корабельный боевой расчет наносил удар за ударом условными торпедами по ничего не подозревающему авианосцу. Плохая гидрология свела на нет все преимущества технической оснащенности американцев, дав нашей подводной лодке равные с противником шансы на военную удачу. Ни надводные корабли охранения, ни атомная подводная лодка, сопровождающая авианосец не видели и не слышали К-30. В коротких перерывах между атаками, Хорольский гордый и довольный ходил по центральному посту. Еще бы, цель, которую по расчетам, можно было вывести из строя только в результате многочасового боя группировки разнородных сил с авианосной ударной группой, при условии попадания в нее до 15 обыкновенных торпед или не менее двух десятков крылатых ракет, была у него в руках. Одна К-30, всего двумя торпедами с ядерным боезарядом могла отправить авианосец на дно. Лавров слышал, как он, подойдя к командиру БЧ-5, вполне серьезно посоветовал ему:

– Механик, сверли дырку на кителе для ордена!

Пройдет много лет, и однажды пенсионер Министерства обороны Хорольский, увидев на экране телевизора, как с палубы этого самого авианосца, уже не опасающегося удара возмездия из-под воды, взлетают самолеты для бомбежки мирных городов суверенного государства, до мельчайших подробностей восстановит в памяти давно забытый славный миг.

Лавров уже смирился с тем, что за эту ночь ему и полчасика не придется поспать, как внезапно все переменилось. После сеанса связи Хорольскому принесли текст радиограммы из штаба флота. Он несколько раз пробежал глазами по листку бумаги, словно стараясь понять смысл написанного. Лицо его помрачнело и налилось кровью:

– Все, приехали. Отбой тревоги.

Все притихли.

– Как все? – спросил старпом, бросив на командира непонимающий взгляд.

Хорольский протянул ему радиограмму. Авдеев дважды прочитал текст на листке. Заместитель через плечо старпома также скользнул взглядом по радиограмме:

– Ничего не поделаешь! Надо выполнять!

О том, что было в радиограмме, Лавров узнал уже после возвращения в Союз. Текст радиограммы в категоричной грубой форме требовал прекращения слежения за авианосцем. Подоплека

такого требования была неизвестна подводникам, поэтому они отнеслись к нему негативно. На самом же деле, буквально за день до атаки на авианосец Международный морской арбитражный суд вынес решение по иску американцев на возмещение ущерба, нанесенного авианосцу «Китти Хок» советской атомной подводной лодкой. Это решение обязывало Советский Союз возместить США все затраты на ремонт авианосца. Партийное руководство было разгневано. Командующий флотом получил выговор, а командир К-30 эту радиограмму.

На том же сеансе связи получили приказание занять новый район и начать в нем поиск ПЛАРБ вероятного противника, после чего следовать домой.

Дождавшись отбоя тревоги, Лавров, взяв с собой двух трюмных, начал с третьего отсека замену использованных баллонов и аппаратов ИДА-59. В это же время, старшины команд Якутов и Ковалев производили проверку аппаратов в корме. Заправку станции ЛОХ 9-го отсека фреоном, после согласования с Сысуевым и Хорольским, отложили до всплытия.

«А, если загазуете отсек? Рисковать не будем! – решил Хорольский. – Хватит станций первого и третьего отсеков! Лучше подумайте, как нам бороться с окисью углерода?».

После пожара, во всех отсеках повысилось в несколько раз содержание окиси углерода. Резало глаза, болела голова, у некоторых начинались приступы тошноты. Лавров предложил разбавлять отсечный воздух атмосферным во время всплытия на сеанс связи. Создать в отсеках перед всплытием глубокий вакуум компрессором и кратковременным поднятием устройства для работы компрессора под водой соединить их с атмосферой. Он так уже делал во время малой автономки в Охотском море, когда ее продлили, и пришлось экономить средства регенерации воздуха. Так и стали поступать во время каждого всплытия. Вакуум создавали до боли в ушах. При сравнивании давления их с треском закладывало. Газовый состав начал приходить в норму, стало легче дышать, люди ожили.

Проверка аппаратов заняла много времени. На сон почти ничего не оставалось. В три ночи его очередь заступать на вахту. Оставшиеся двадцать минут Лавров решил провести в кают-компании. Несмотря на все коллизии прошедшего дня, вестовые не оплошали. На столе, как положено, стоял горячий самовар, ваза со свежими, только что испеченными пирожками. В кают-компании он был один. Видно, все остальные предпочитали пирожкам сон.

«Когда же коки успели, – подумал он, – ругаем, ругаем этих ребят, а они вон какие молодцы!». Попробовал на вкус пирожок. Попался с паштетом. Но есть не хотелось. Он думал о бурных событиях прошедшего дня. Что это? Пожар – совпадение или подтверждение теории Бобылева? Могли бы они предупредить пожар, если бы успели начать перемешивание воздуха между отсеками? Возможно! В случае, если превышение содержания кислорода основная причина пожара! А, если нет? Пожар все равно бы произошел! Твердых доказательств причин возникновения пожара даже сейчас нет! Ничего страшного. Главное, что все живы и здоровы!

По трансляции объявили:

– Третьей смене приготовиться на вахту!

Комдив-три прервал себя на мысли: «Чего тут думать! То, что так получилось, судьба! Главное, что нам повезло!».

«Мы же любимцы Богини!» – расплылся в улыбке Лавров, вспомнив шутливый разговор с Любой о покровительстве богов.

Несколько по иному, сформулировал свой взгляд на случившееся Иванченко. Разговаривая с Бобылевым о причинах аварии, он напомнил ему: «Если бы тогда, в гостинице, мы не забыли чокнуться рюмками, никакого пожара не было бы!»

Тема везения получила продолжение на следующий день. На вахте Лаврова, на всплытии, при скорости шесть узлов, внезапно раздался сильный металлический скрежет в районе рубки. Штурман растерянно сообщил, что скорость подводной лодки резко упала до нуля. Все находящиеся в центральном посту, разом повернулись в сторону командира. Мало кто понял, что происходит.

– Попали в чей-то трал! – догадался, высказав вслух, вахтенный офицер Шура Тимченко. Несколько секунд, показавшихся всем вечностью, Хорольский ничего не предпринимал, собираясь с мыслями. Затем, спросил Лаврова: