Любимец Бога

Тарасенко Вадим

Для объяснения таких невероятных совпадений знаменитый ученый двадцатого века нобелевский лауреат Вольфганг Паули и не менее знаменитый психолог Карл Густав Юнг ввели понятие синхронности. Юнг, к слову мистик и иррационалист, говорил о том, что совпадения – это маленькие чудеса, которыми космос отвечает на глубинную потребность человеческой психики. Паули, в свою очередь, считал, что никак на первый взгляд не связанные, произвольно совпадающие события на самом деле имеют общую причину, которую невозможно установить из-за несовершенства познания физических законов, правящих миром. И он был прав! Причина, которую и сейчас невозможно распознать из-за нашего незнания еще многих законов

мироздания, – это Высшие Силы. Это Бог. По большому счету, феномен синхронности – одно из проявлений Высших Сил, которые помогают человеку сделать правильный выбор в опасной для жизни ситуации.

Я не берусь сейчас объяснить, почему, например, имя Хью Уильямса так привлекательно для Бога. Но если нельзя объяснить явление, его все равно следует учитывать. Поэтому я предлагаю при поиске любимцев Бога обращать внимание на их имена и фамилии. И проверять, не было ли в прошлом чудесных случаев с их однофамильцами. Совпадение по этому критерию – также важный признак в выявлении любимца Бога.

С уважением, академик С. П. ХОХЛОВ

В верхнем правом углу рукой президента красными чернилами было начертано: «В. А. Кедрину. Для создания методики выявления любимцев Бога. Проект "Пора"».

Чуть ниже рукой директора Службы безопасности черными чернилами размашисто выведено: «И. Н. Северскому. Учтите в вашей работе. О результатах доложить 13.08».

Объединенная Русь, Казахстан, г. Ленинск.

Южный ракетный полигон. Площадка №24.

Почти за два года до описываемых событий.

13 августа 2188 года. Четверг.

8.10 по местному времени.

Бетонная полоса уверенно рассекла пополам степь, покрытую желто-бурым ковром отцветших тюльпанов. Этот пестрый ковер лежал до самого горизонта, постепенно сливаясь с голубым ковром неба. На полосе стояла огромная зловеще-черная птица, раскинув треугольные пластины крыльев и опираясь на бетон тремя черными блестящими лапами-колесами. Ее удлиненный, по-хищному острый нос был опущен вниз, словно птица что-то вынюхивала на земле. Сильный весенний ветер безжалостно сек черную поверхность птицы твердой, как крупа, пылью. Все, кроме неугомонного ветра, казалось безжизненным – и эта будто вымершая желто-красная степь, и серая бетонная полоса, и черная птица на ней. Но это только казалось. Внутри птицы бурлила жизнь. Миллионы электрических сигналов метались по ее обширному телу, проникая в самые потаенные уголки. Вот и сейчас неслышимый и невидимый сигнал окатил птицу, чтобы тут же раздаться внутри нее человеческим голосом:

– «Пчела-один», «Пчела-один», я «Улей». Объявляю готовность номер один.

– «Улей». Я «Пчела-один». Вас понял. Готовность номер один. – Человек, сидящий внутри «птицы», ткнул пальцем одну из многочисленных кнопок, усеявших пульт управления.

Тут же на лобовом стекле «птицы», а точнее, стратегического ракетоплана «Х-3» замигал красными буквами транспарант: «Внимание! Включена готовность № 1». Надпись продолжала мигать, а ниже, сменяя друг друга со скоростью на пределе восприятия человеческим мозгом, вспыхивали: «Гироскопы разогнаны», «Турбина маршевого двигателя выведена на предварительную ступень», «Снята третья ступень предохранения энергетической установки». Бесстрастная электроника ракетоплана спокойно ожидала, когда наберется функционал готовности. Вот ее

электронный мозг зафиксировал успешное выполнение последней операции: «Автономная система жизнеобеспечения включена» и тут же, неукоснительно повинуясь вбитой в него программе, высветил: «Готовность № 1 набрана. Ракетоплан к полету готов».

– «Улей». Я «Пчела-один». Готовность номер один набрана. К полету готовы.

– «Пчела-один». Я «Улей». Центральный наземный компьютер сбоев не обнаружил. Вылет разрешаю.

И уже не таким официальным тоном прозвучало:

– Счастливого полета, «Пчелы».

– Спасибо, «Улей».

– Ну что, Игорь, полетаем. – Командир ракетоплана «Х-3», мельком скользнув по экрану небольшого монитора, отображавшего спокойное лицо штурмана, сидящего в отдельной кабине позади командирской, взвел красный тумблер.

– А куда мы денемся, Боря?

И в то же мгновение позади ракетоплана вырвался яркий сноп пламени. Ракетоплан вздрогнул и стремительно покатился по бетонной полосе. Экипаж вдавило в спинки сидений. Автоматика работала безупречно. Отследив необходимое количество оборотов колес, она перевела маршевый двигатель в режим форсажа. Сноп пламени стал похож на могучий горизонтальный водопад, который легко сдернул ракетоплан с бетонки и швырнул в небо.

– «Улей». Я «Пчела-один». Разрешите выполнение программы полета.

– «Пчела-один». Я «Улей». Выполнение программы разрешаю.

Ракетоплан, подняв свой нос, круто, оставляя после себя грохот и настоящую вихревую бурю, стал набирать высоту.

– «Улей». Я «Пчела-один». Прошел звуковой барьер.

– «Пчела-один». Я «Улей». Вас понял.

Небосвод перед носом ракетоплана стремительно чернел. Сразу во многих местах прорезались светлячки звезд. Слева из-за горизонта выкатился желтый диск Луны.

– Командир. Есть первая космическая скорость. Мы на орбите.

Внешне ничего не изменилось – большой черный самолет словно на огненном столбе несся в черноте космоса. Но непререкаемые законы небесной механики уже перевели его в реестр искусственных спутников Земли.

– Командир, до расчетной точки сто двадцать секунд. Перевожу реактор в режим ожидания.

– «Пчела-два», тебя понял. Начинай.

Штурман корабля, двадцатичетырехлетний Игорь Восковцев, в своей кабинке уверенно нажал большую черную кнопку. Бортовой компьютер тут же отреагировал на это событие. И в штурманской, и в командирской рубках одновременно вспыхнул транспарант: «Внимание. Включена программа перевода реактора в режим ожидания».

– Командир. Реактор к запуску готов. Но есть небольшие отклонения.

– «Пчела-два». Подробнее.

– Система диагностики сообщает, что первый контур охлаждения вышел на режим с двухсекундным опозданием.

– Но это в норме?

– Не в норме, но допустимо. Иначе автоматика сбросила бы готовность реактора.

– Понял.

– До расчетной точки двадцать пять секунд.

– О'кей, – согласился командир ракетоплана Борис Ковзан и тут же связался с землей: – «Улей». Я «Пчела-один». При переводе реактора на предварительный режим первичный контур охлаждения вышел с двухсекундным опозданием.

– «Пчела-один». Я «Улей». Это мы отследили. Наш центральный компьютер дал добро на продолжение полета.

– Понял. Полет продолжаю.

– Командир. Мы на месте. Все системы корабля в расчетных пределах. Можно отключать маршевый движок.

– «Пчела-два». Понял. Маршевый двигатель выключаю. «Улей» дал добро на продолжение программы. Включай реактор.

– Есть включить реактор.

Повинуясь приказу человека, автоматика выдала несколько коротких импульсов. Одновременно приятным женским голосом зазвучал бортовой компьютер: