Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС
Шрифт:
В пятидесяти метрах над этим низвергающимся потоком, на этой красивой скале, до которой поднимался вагнеровский рокот водопада, были похоронены все павшие воины дивизии «Викинг» и штурмовой бригады «Валлония». После каждого боя их несли сюда, на эту мощную высоту, высокое место смерти и славы. Оттуда они увидят, как вдоль большого озера мы уйдем на жертву и освобождение.
Размеры поля сражения стали до крайности сжатыми: несколько километров фронта на севере Корсуня, несколько километров на западе, двойной защитный занавес по боковому авангарду. И все.
Вначале это место было обширным,
Враг бил непрерывно, необходимо было отвоевать оставленные километры на востоке и севере по мере отхода. Мы отошли от Деренковца: таким образом, уступили семь километров. Волны немецкого натиска должны были до вечера отвоевать семь других километров на юго-западе, если они хотели, чтобы пятьдесят тысяч солдат не задохнулись в котле, где не было возможности маневра.
Однако к одиннадцати часам утра, когда командир и я получали приказ из дивизии, мы увидели багровое лицо генерала Гилле у телефонной трубки. Полученное известие было трагедией: Арбузино, служившее заслоном до завтрашнего дня, Арбузино было в руках русских, и они полным аллюром двигались прямо на Корсунь!
Генерал схватил толстую палку, прыгнул в «Фольксваген» и помчался в направлении Арбузино. Трудно было сопротивляться ярости генерала Гилле. Деревня была отбита, заслон восстановлен. И вовремя!
Наступление наших дивизий на юго-западе шло уже много часов. Оно не удавалось, не имело успеха, как хотело бы немецкое командование. Красные яростно сопротивлялись. Одна деревня была захвачена в шести километрах от Корсуня. Можно было отметить некоторые продвижения на флангах. Нам же нужен был быстрый и полный успех. Иначе через день-два наступил бы конец.
Усилие, которое требовалось от нас, было сверхчеловеческим. В течение восьми, десяти дней солдаты и офицеры не имели ни минуты отдыха. Мы жили лишь за счет мрачной энергии, которую дает непосредственная близость смерти.
Со времени операции при Мошнах, то есть с неделю, я не спал ни часа. Я сопротивлялся сну только с помощью таблеток, что глотал, пилюль для летчиков, держащих их в состоянии бодрствования во время длительных полетов.
В самом деле, невозможно было выкроить и минуту передышки: за ночь телефон КП звонил пятьдесят-шестьдесят раз, в любой момент неприятель ломал наши позиции: я должен был бежать в критические места, брать людей, что находил там, и бросаться с ними сломя голову в контратаку.
Мы все представляли собой не более чем клубок нервов. Сколько времени выдержат еще нервы?
Боеприпасы почти все были израсходованы за эти две недели ожесточенных боев. За неделю ни один самолет не смог приземлиться. Только парашютами окруженная армия получала то, чем надо было драться.
Едва мы прибыли в Корсунь, как в дождевом и закрытом небе услышали рокот самолетов. Облако белых парашютов пересекло туманную завесу.
Сначала мы подумали о советском десанте – последней фазе битвы. Затем мы увидели, как вместо тел под шелковыми куполами раскачиваются толстые серебристые сигары! Каждая из них содержала двадцать пять килограммов патронов и маленькие коробки концентрированного горького шоколада, помогавшего сопротивляться сну. Благодаря этой воздушной
Хлебопекарни Корсуня замесили последнюю порцию с отрубями. Это и была вместе с парашютным шоколадом единственная пища, розданная в подразделениях 13 февраля 1944 года.
Унося свой хлеб, каждый солдат знал, что это был его последний паек перед тем, как умереть или победить.
Наше выступление в бой на юго-западном участке было назначено на двадцать три часа. У нас еще были некоторые иллюзии, так как немецкое командование умышленно приукрашивало положение своими сводками. И действительно, лучше было не говорить всего. Если бы мы знали всю правду, мы бы отказались от любого напряжения.
По словам высших офицеров, завтрашний день, воскресенье, должен был быть концом невезения. Оставалось преодолеть несколько километров. Мы поверили этому, потому что человек охотно верит тому, что соответствует его желаниям.
С утра дождь прекратился. Вечером поднялась луна. Мы увидели в этом предзнаменование. В темноте тихо высвечивался Корсунь.
Серебристые нежные отблески неба. Воздух становился каким-то пикантным, несколько таблеток карамели, и, в конце концов, мы придем к победе!
Мы потеряли много грузовиков, у нас также было много убитых. Каждому из нас нашлось место в оставшихся грузовиках. К середине ночи наша колонна достигла бело-голубого озера в лунном свете на выходе из Корсуня.
Мы пересекли его по деревянному мосту длиной с километр, выстроенному отважными саперами на вершине плотины. По этому мосту можно было проехать только в один ряд, в одном направлении. Поэтому с часу на час возникали пробки. Но, несмотря на все трудности, этот переход прошел без происшествий.
Враг был совсем близко, люди нервничали, но ничто не нарушало гранитную дисциплину войск.
Мы невольно восхищались тем, как хорошо работала эта военная машина, этим командованием с полным самообладанием, этим размеренным, как хронометраж спортивной гонки, отступлением, интендантской службой, распределением горючего и боеприпасов, транспортировкой, телефонной и радиосвязью – все было и оставалось точным, совершенным в течение этих галлюцинозных недель! Ни одна песчинка не расстроила этот часовой механизм, несмотря на концентрацию разрозненных частей, день и ночь выдерживавших атаки противника, несмотря на значительные потери техники, утонувшей в грязи оттепели.
И тем не менее в эту ночь все зависело от нескольких десятков кубометров досок!
Отважься какой-нибудь летчик бросить свою машину на озерную плотину, деревянный мост рухнул бы, и ни один немецкий грузовик не вышел бы из Корсуня. Но ни один летчик неприятеля не отважился на этот сенсационный шаг или ни один русский генерал не подумал об этом. В два часа утра мы были с другой стороны плотины вдоль озера с бледным отсветом, на дороге к юго-западу.
С большим трудом нам удалось продвинуться на несколько километров. Холод был пронизывающим. Грязь смерзлась, что еще больше затруднило продвижение. Сотни грузовиков ломались в этой мастике, преграждая путь колонне.