Любимые враги
Шрифт:
И этим поставил в тупик педанта Жуя, привыкшего идти проторенными дорожками и впадавшим с ступор при малейшем изменении традиции.
— Нас ремонтники укокошат, если мы еще и коллектор грохнем, — заявил Жуй.
Жуй был неплохим работником — терпеливым, аккуратным и дисциплинированным. Однако имел один серьезный недостаток — с большим трудом воспринимал малейшие отклонения от инструкций и вообще был рабом традиций и шаблонов.
Вот и сейчас Жуй начал активно критиковать мои действия. Его поддержал Коста, которому хотелось побыстрее
— Эх вы! — раздосадовано вздохнул я, чувствуя, как агонизирует мой энтузиазм.
Я сложил в сумку инструменты и сказал:
— Черт с вами — лентяями! Возвращаемся!
Мы сели в шарабан и полетели к станции.
— Мы вот тут с тобой с дерьмом сражаемся, Жуй, а красивая и славная жизнь проходит мимо, — заявил Коста.
— Как так? — Жуй озадаченно посмотрел на Косту.
— Археологи, небось, всякие сокровища из-под развалин вытаскивают сундуками, — Коста указал пальцем в сторону находящегося в трех километрах от нашей «Апельсиновки» Саркофага.
— Откуда знаешь? — засомневался Жуй.
— А почему тогда нашему Сене туда соваться запретили? — спросил у Жуя Коста. — А ведь ему больше всего на свете сейчас хотелось бы принять участие в изучении главной кобонкской загадки — содержимого Саркофага.
Коста был прав. Я и в самом деле очень хотел разгадать эту загадку. И начальство действительно мне запретило даже близко подходить к этому артефакту.
Что интересно, до недавнего времени я был совершенно равнодушен ко всем древним цивилизациям во Вселенной. Острое любопытство к Саркофагу и культуре аборигенов Кобо у меня появилось только три месяца назад — одновременно с гнетущим чувством тревоги.
Хорошо помню тот момент, с которого все это началось.
Я сидел в полковой столовой и лениво посматривал на телек нашего станционного видеоканала в ожидании заказанного ужина. По телеку крутили наши местные новости.
На телеэкране бородатый профессор-лингвист из прикомандированной к апельсиновцам банды научных сотрудников нудно бубнил про то, как они с коллегами расшифровали надпись на стене Саркофага, а в надписи той, мол, говорится про то, что внутри Саркофага находится «любимый друг кобонков».
«И слушают, не слыша, и смотрят, не видя, — раздался в моей голове Семена чей-то грозный, отдающий металлом голос. — Та надпись означает совсем другое».
«Штабной канал связи, что ли, опять пробило?» — не особо обеспокоился я, полагая, что опять идет тестирование новой системы внутренней связи, которая сбоила и выводила разговоры между связистами на слуховые нервы совсем не причастных к тестированию сотрудников станции.
Каждый такой сбой наполнял их головы громкими разговорами на разные темы (связисты трепались обо всем, кроме своей непосредственной деятельности очередь).
«Канал связи тут ни при чем, — раздалось из моей же собственной головы. — Просто тебя, Сеня, по-моему, ждет очередная передряга. Не слабее той, что было на Анаконде.
Я насторожился (на планете Анаконде меня чудом не укокошили). И решил послушать, о чем возвестит таинственный голос.
Но тот, сволочь, умолк. И до сих пор пока не объявлялся.
Зато появились сны. Один тревожнее и кошмарнее другого.
И сегодня я решил принять серьезные меры, чтобы разобраться со своим состоянием. Надо было только по быстрее расстаться с Костой и Жуем и слинять к себе — в комнату в жилблоке.
Мы сошли с шарабана. И направились к жилблоку.
— А мне говорили ржавчина там одна да бетон, — после долгого размышления возразил Косте Жуй. — Иногда мины попадаются и ловушки.
— Такие разговоры, как пить дать, для отвода глаз, — продолжал врать Коста, лукаво щуря глаза.
— Чего их отводить-то? — настороженно спросил Жуй.
— Чтоб такие, как мы с тобой, туда не залазили, — таинственным шепотом сообщил ему Коста.
Жуй внимательно посмотрел в сторону раскопок, словно надеясь различить среди холмов блеск золотых монет и самоцветов.
Но увидел лишь вертикальное ребро и две отливающие на солнце серебром грани Саркофага, покрытые полностью расшифрованными, как казалось специалистам, иероглифами.
Выражение лица у Жуя непрерывно менялось, становясь то мечтательным, то озадаченным, а под конец — разочарованным (капрал подключил имплантированный в мозг чип связи к интеллекту библиотеки станции и мысленно проконсультировался с ним насчет правдоподобности предположения Косты).
— Зачем неправду говоришь? — укоризненно посмотрел на Косту Жуй.
— Ты, чо?! Я и в мыслях не держал! — не смог сдержать хохот Коста. — Вот еще! Делать мне нечего, как своим ребятам брехать!
— И какие-такие тогда сокровища там лежат? — Жуй указал пальцем на зону рядом с Саркофагом.
— Разные… — Коста задумался. — А ну тебя! Все равно ты ничего не понимаешь в артефактах.
Жуй обиженно надулся.
— Пошли в бассейн, командир, искупаемся, — предложил мне Коста.
— Не, я лучше к себе пойду, — отказался я. — Посплю. Устал. Что-то я нынче не в своей тарелке. Доделаешь все один?
— Не вопрос.
— Тогда флаг тебе в руки. А я — спать.
Глава 2. Уходи от меня, бзик! Уходи, проклятый!
«Вот и Жуй туда же, — размышлял я по дороге к своей берлоге, — чуть ли не прямым текстом меня неудачником назвал. Но какой же я неудачник?! Да я самый что ни на есть везунчик! Одна любовь Златки чего стоит! Такая женщина! Подобных ей нет больше во всей Галактике!»
Я вспомнил о том, что...
«А между прочим, Златка сегодня свободна от дежурства Надо будет пригласить ее погулять», — решил я и вспомнил, как познакомился со Златкой…