Любить Джейсона Торна
Шрифт:
Объективно говоря, я не врал. Ей лишь нужно встать на место, обозначенное крестиком, и сделать одну простую вещь. Она искоса взглянула на меня, но вошла в трейлер, когда я слегка подтолкнул ее сзади. Не могу дождаться момента, когда увезу ее домой этой ночью.
Через полчаса солнце село, и, когда мы вышли из трейлера, на улице совсем стемнело. Я повел Олив обратно на съемочную площадку, где будет сниматься последняя сцена ее фильма.
— Все как-то странно смотрят на меня, Джейсон, — прошептала она, прижимаясь ближе ко мне. — Кажется, ты говорил, что будут и другие
— Все в порядке, дорогая, — заверил я ее.
Увидев нас, Таннер жестом велел мне идти дальше. Я заметил, что все уже было готово — ждали только нас.
— У меня для тебя сюрприз, малышка. — Мы остановились на отмеченном крестиком месте.
— Джейсон, что происходит? — с тревогой спросила она, когда на площадке включился свет и мы оказались в лучах софитов.
— Мы снимаем последнюю сцену.
Ее брови взметнулись, она потянула меня за руку, но я больше никогда не отпущу ее.
— Что ты подразумеваешь под фразой «мы снимаем последнюю сцену»? — еле слышно проговорила она.
— Я люблю тебя, Олив, — сказал я, с удовольствием наблюдая, как засияли ее глаза. Это происходит каждый раз, когда я признаюсь ей в любви, и я стараюсь делать это как можно чаще.
Для меня это было так же трогательно, как и для нее.
— А я люблю тебя.
— Это была наша история с самого начала, малышка. Если бы ты не написала эту книгу, я бы никогда тебя не нашел. Черт побери, возможно, мы были предначертаны друг другу с самой первой нашей встречи, но мне потребовалось бы много времени, чтобы найти тебя самостоятельно. — Я поцеловал ее в нос. — Поэтому спасибо, что нашла меня. Спасибо, что вписала себя в наш счастливый и неизбежный финал. — Я снова ее поцеловал. — Я уговорил Таннера позволить мне сняться в этой сцене с тобой. Все будут думать, что это Линдси, но мы, посмотрев фильм вместе, будем знать, что я целую единственную женщину, которую люблю.
— Джейсон! Приготовьтесь. Первый дубль начинаем со второй камеры! — прокричал нам Таннер.
Лицо Олив смягчилось, а глаза наполнились слезами.
— Ты собираешься меня поцеловать? Перед камерами?
Я заправил локон ей за ухо. Он был не таким мягким, как ее прекрасные волосы, но это вынужденная мера.
— Ты так говоришь, будто я никогда не целую тебя, жена.
— Ты недостаточно часто целуешь меня, — прошептала Олив у моих губ. Она больше не сопротивлялась и не пыталась сбежать, поэтому я крепче прижал ее к своей груди, улыбнулся и тихо сказал: — Я стараюсь изо всех сил, но, видимо, не справляюсь. Может, тебе стоит взять все в свои руки?
— Тишина на площадке! — Таннер произнес последнее предупреждение, и съемочная группа затихла.
— И что теперь? — прошептала Олив. Ей было трудно стоять на одном месте.
— А вот что, — сказал я и обхватил ее лицо ладонями, чтобы камера не смогла уловить незначительные различия между моей Олив и Линдси.
— Фон! — выкрикнул Таннер. Спустя несколько секунд на нас хлынули холодные капли искусственного дождя, и Олив громко завизжала:
— Джейсон! Я убью тебя!
Не выпуская ее лица из своих ладоней, я улыбнулся,
— Оказывается, в тебе прячется убийца, малышка. А я-то надеялся, что ты как настоящий любитель дождя непременно оценишь такое. Это небольшое отступление от твоей книги, но я подумал…
— Это идеально, — сказала она, запрокинув голову и смеясь, — и хоть поливают нас из шланга, я согласна. Ты действительно мой? — спросила она; мокрые волосы уже прилипли к ее лицу.
— Мотор!
— Да, милая, — прошептал я ей в губы, и сердце в груди сжалось, — я так сильно люблю тебя, Эви, — сказал я, зная, что Таннер снимает и позже, при монтаже, сделает все как надо.
Искусственный дождь лил на нас, а я все целовал и целовал ее — нежно, медленно. В какой-то момент Таннер переключил камеры, но нет такой силы, что могла бы вырвать Олив из моих рук. Она моя. Я никому не позволю забрать ее — ни злым маленьким пчелам, ни тем более Адаму Коннору.
Каждый раз, когда мы отстранялись друг от друга, чтобы перевести дух, я шептал ей, как сильно люблю ее и как безумно хочу залезть к ней в трусики, когда вернемся домой. Как только она улыбалась, я дарил ей нежный поцелуй и упивался ее счастьем.
Когда ее тело начало дрожать, я крепче прижал ее к себе. Олив глубоко вздохнула.
— Я сдержал свое обещание, — сказал я, целуя уголок ее губ. Мир вокруг исчез, остались только двое, стоящие на бутафорской дороге. — Я говорил, что никогда не забуду тебя, Олив Торн, и, похоже, мое сердце действительно не в силах было этого сделать, дорогая. — Я дернул за прядь ее волос, и этот знакомый жест вызвал у нее улыбку. — Мой мир не так ужасен, когда в нем есть ты, малышка. Я буду целовать тебя тысячу раз каждый день, если это поможет тебе любить меня до конца жизни.
Слезы, текущие из глаз Олив, смешивались с каплями дождя, но она все равно улыбалась.
— Ты украл мое детское сердечко всего лишь одной своей ямочкой, подлый маленький воришка. После этого мне так и не удалось разлюбить тебя. Не знаю, как это сделать.
— Не хочу, чтобы ты выясняла как. Я подарю тебе столько поцелуев и оргазмов, сколько ты пожелаешь. — Я поцеловал ее.
— Почему у меня такое чувство, словно ты рекламируешь себя? Я подумаю над тем, чтобы приобрести тебя, если пообещаешь сделать это в кинозале у себя дома. Возможно, попутно мы что-нибудь посмотрим? Или послушаем? И я хочу заняться этим в бассейне как минимум дважды. Еще в клубе Девлина в одной из тех приватных комнат. А может быть, мы сможем…
Я снова ее поцеловал.
— Чувствую, меня ожидает рабский труд. Ты ведь знаешь, что нас снимают?
Ее глаза округлились от шока, и я услышал хихиканье съемочной группы.
— Убейте меня. Кто-нибудь сделайте, чтобы меня убило бутафорской молнией… чем угодно… пожалуйста. Для фильма это идеальный ход. Автор умер во время съемок последней сцены. Подумай о кассовых сборах или… черт… о чем там еще думают…
Таннер, поменяв угол камеры, велел нам продолжать, и я с улыбкой снова потянулся к Олив. Наклонившись к ее уху, я прошептал: