Любить Эванджелину
Шрифт:
Дело не в доме. Несмотря на то, что это страшно ранило Эви, она приняла его объяснения. Он понял это по ее взгляду. В сравнении с национальной безопасностью ее коттедж не имел никакого значения, и она поверила его словам, что он никогда не собирался позволить банку забрать у нее причал. С его стороны это стало грубейшим просчетом, и Роберт досадовал на сам факт допущенной ошибки. Эви сделала то, что никто не мог предугадать. Заложить недвижимость — да, вероятнее всего, — но не продать. Роберт все еще был потрясен тем решением, которое она нашла.
Но она простила ему это. Простила даже то, что он заподозрил ее в возможном предательстве.
Но
Она любила его. Роберт знал это так же твердо, как и то, что в груди у него бьется сердце. И все же отвергла его. «Уходи, Роберт», — сказала Эви, и непреклонность в ее голосе потрясла его. В результате он ушел и сейчас чувствовал себя так, словно каждый день вдали от нее понемногу убивает его.
Позвонив ему несколько раз, Маделин стала настаивать, чтобы он приехал в Монтану. Хорошо зная свою сестру, он с грустью осознавал, что, возможно, у него есть всего лишь пара дней, прежде чем она появится собственной персоной на его пороге, держа одного карапуза на руках, второго — усадив на бедро, и безжалостно глядя на него своими ленивыми серыми глазами. Она изучила Роберта достаточно хорошо, чтобы понимать, что что-то не так, и не успокоится, пока не выяснит причину. Свойственное ей упорство производило жуткое впечатление, когда они были детьми, и с годами только ухудшилось.
Роберт раздраженно выругался, а затем быстро принял решение. За исключением Эви, из всех его знакомых женщин Маделин самая проницательная. Возможно, принадлежа тому же полу, она сможет разобраться в причинах случившегося, которые ускользали от него. Он позвонил сестре и сказал, что выезжает к ней.
Из-за разницы во времени было все еще раннее утро, когда его самолет приземлился в Биллингсе. Ранчо находилось в ста двадцати милях от города, и, так как там имелась собственная взлетная полоса, Роберт давным-давно завел традицию арендовать маленький самолет, предпочитая короткий перелет долгой дороге на автомобиле. Развернув «Сессну», чтобы ровнее зайти на взлетную полосу, он увидел внизу полноприводный «Эксплорер» Маделин и ее саму, облокотившуюся на капот. Легкий ветер играл с ее длинными волосами. Их оттенок был более светлым и холодным, чем у золотистой гривы Эви, и все же его сердце сжалось от этого сходства.
Самолет приземлился и подкатил практически к самой машине. Заглушив двигатель, Роберт увидел двух прелестных мальчиков, играющих в зоне погрузки, и грустная улыбка коснулась его глаз. Он соскучился по маленьким безобразникам. И хотел своих собственных.
Когда он вылез из кабины и ступил на взлетную полосу, Маделин пошла ему навстречу своей ленивой, плавной, соблазнительной походкой.
— Слава Богу, ты здесь, — сказала она. — Эти дьявольские бесенята сводят меня с ума с того момента, как я сказала, что ты приезжаешь. Знаешь, когда годовалый ребенок говорит «дядя Роберт», это звучит совершенно как Али Баба [24] ? За прошедший час я выслушала подобное пятнадцать тысяч раз, так что теперь я эксперт.
24
Дядя Роберт по-английски звучит как «анкл робет»; годовалый малыш, не выговаривающий трудные буквы, вполне может исказить это до «али баба»
— Господь всемогущий, — пробормотал Роберт, глядя мимо сестры туда, где двое чертенят выкрикивали то, что определенно было их вариантом его имени.
Маделин встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, и он прижал ее к себе. Каждый раз, когда он приезжал сюда, та его часть, которая обычно тщательно охранялась, расслаблялась. Природа здесь ощущалась намного ближе — совсем как в Алабаме.
Маделин дождалась окончания обеда, прежде чем завести разговор об интересующем ее предмете. Роберт знал, что она просто умирает от любопытства. Они с Ризом расположились за столом в гостиной, отдыхая и наслаждаясь кофе, когда Маделин, уложив мальчиков на послеобеденный сон, вернулась в комнату, села и спросила:
— Итак. Что случилось?
Роберт криво усмехнулся.
— Я знал, что ты долго не продержишься. Ты всегда была любопытна, как кошка.
— Согласна. Рассказывай.
И он начал рассказывать. Это было странно. Он не припоминал ни одного случая, чтобы раньше не мог решить, что делать, и чтобы ему требовалась помощь. Он кратко обрисовал ситуацию с Мерсером, поведал, как заподозрил Эви, какие использовал средства, вынуждая их действовать. Он описывал Эви, не подозревая, что при упоминании ее имени его глаза горели яростным голодным огнем. Он не утаил ни одной детали — ни как Эви продала дом, стремясь не позволить банку забрать пристань, ни как выяснила, что за всем этим стоит он, ни как поймали Мерсера. Ни как она отказалась выйти за него замуж.
Роберт заметил, что во время его перечисления случившихся событий Маделин напряглась, но смотрела она в стол, и он не мог видеть выражение ее лица. Однако, когда он закончил, и она подняла голову, его поразила плескавшаяся в глазах сестры ярость.
— Ты что, совсем тупой? — закричала она, вскочив со стула так стремительно, что тот опрокинулся. — Я не виню ее за то, что она не приняла твое предложение! Я бы тоже не стала этого делать!
Топая, Маделин в бешенстве вылетела из комнаты.
Ошарашенный, Роберт повернулся и уставился ей в след.
— Не думал, что она может двигаться так быстро, — пробормотал он.
Риз несколько иронично усмехнулся.
— Знаю. Первый раз, когда я вывел ее из себя, это тоже застало меня врасплох.
Роберт посмотрел на своего шурина — мощного, упрямого ранчеро, такого же высокого, как и он сам, обладателя темных волос и каре-зеленых глаз, чей цвет унаследовали оба его сына.
— Почему она разозлилась?
— Вероятно, потому же, почему разозлилась на меня, когда я продемонстрировал очень похожую тупость, — объяснил Риз с веселым блеском во взгляде.
— Возможно, кто-нибудь будет так любезен и объяснит мне, в чем дело? — нарочито вежливо спросил Роберт. Со стороны казалось, что он абсолютно спокоен, но внутри умирал дюйм за дюймом. Он не понимал, что делать, — впервые в своей жизни. И был совершенно растерян.
Играя с ручкой своей чашки, Риз откинулся на спинку стула.
— Однажды я почти потерял Маделин, — глядя в стол, отрывисто сказал он. — Судя по всему, она никогда не рассказывала тебе об этом. Она оставила меня. Не уехала далеко, нет, поселилась в городе, но с равным успехом нас могли разделять тысячи миль. Так мне тогда представлялось.