Любить и помнить (Демоны прошлого)
Шрифт:
– Нет. Это дело дисциплины. Она помогает справиться с самыми неодолимыми трудностями.
– Мне казалось, что правила устанавливаются для того, чтобы облегчить жизнь.
– Удовлетворение получаешь от того, что соблюдаешь их.
– И этого достаточно?
«Господи, – подумала она про себя. – Хватит тебе меня мучить».
– Ты слишком строга к себе, – мягко сказал он, не дождавшись ответа.
– Меня так воспитали.
– А проявлять доброту к одинокому американцу тебя тоже научили? – бесцветным голосом спросил Эд.
– Ваша доброта вообще безгранична. Я не
Его молчание приостановило этот мучительный словесный поединок.
– Тут не могло быть выбора, – сказал он наконец.
– Но вы ведь имели возможность отказаться. Тем не менее вы поступаете так, как велит долг.
– У тебя тоже есть свобода выбора.
– Нет, – твердо возразила Сара. – Я тоже приняла присягу, – добавила она, стараясь говорить ровно.
– Понятно. «Я другому отдана...»
«Боже, – страдальчески подумала она, – Джайлз, ты видишь, я стараюсь изо всех сил».
– Да, – сказала она вслух.
– Понятно, – повторил он.
Оба надолго умолкли. Она лежала на животе, закрыв лицо руками, чтобы не выдать себя. Она боялась того, что случится, если он увидит ее лицо. С огромным трудом ей удавалось сдерживать дрожь. Горло ее словно сдавило тисками.
– Сара... – проговорил он вдруг.
– Да?
– Я еще не поблагодарил тебя за то, что ты впустила меня в свою жизнь.
Глаза ее налились слезами, она до боли закусила губу и почувствовала вкус крови во рту, но не проронила ни звука.
– Поверишь ли, я был на краю пропасти, когда встретил тебя. Ты вернула меня к жизни. Вдохнула в меня силы. Ты меня спасла.
Слова не шли у нее с языка.
– Ты появилась в тот момент, когда мне отчаянно нужен был кто-то или что-то, чтобы зацепиться. Я никогда не смогу в достаточной мере отблагодарить тебя. Я был для тебя чужим, каким-то американцем, и ты возродила во мне человека, я перестал чувствовать себя машиной для убийства.
– Если бы такое случилось с Джайлзом, – наконец заговорила Сара, – мне хотелось бы, чтобы ему тоже кто-то помог.
Она замолчала.
Он ответил после долгой паузы:
– Всякий раз мы почему-то возвращаемся к Джайлзу.
– Так и должно быть.
– Почему?
В его голосе было столько горечи, что у нее заныло сердце.
– Потому что я его жена.
– Правда?
– Да.
– Без всяких сомнений?
Она ответила со всей твердостью, на какую была способна:
– Абсолютно.
Эд постарался выдержать и этот удар.
– Хорошо, – медленно проговорил он. – Но, надеюсь, ты не винишь меня за то, что я вторгся в твою жизнь...
На этот раз в его голосе была такая глубокая безнадежность, что она уже не могла больше бороться с собой.
– Ох, Эд! – с отчаянием выдохнула она, поднимая к нему лицо. – Как я могу тебя винить в чем-то!.. Разве ты не видишь...
И она разрыдалась.
Последним усилием воли Сара вскочила на ноги и бросилась бежать прочь.
4
В тот вечер она позвонила отцу и сказала, что собирается приехать на недельку домой. Она
В предотъездные дни Сара не ела и не спала. Сэр Джордж встревожился.
– Тебе обязательно надо передохнуть, – сказал тесть, глядя на ее бледное лицо, глаза, обведенные черными кругами. – От тебя одна тень осталась. Ты взвалила на себя слишком непосильную ношу.
Несмотря на величественную, холодноватую внешность, он был очень тонким и наблюдательным человеком. Да и надо было быть слепым, чтобы не заметить того, что происходило между Сарой и этим американцем. И это не могло не заботить сэра Джорджа.
– Поезжай домой и отдохни как следует, – увещевал он ее. – Забудь и про Латрел-Парк, и про госпиталь, и вообще обо всем. Обо мне тоже не беспокойся. Я справлюсь.
«Я надеюсь, – мысленно добавлял он, – что и ты справишься с собой, не только ради моего сына, но и ради себя».
Он знал Сару: она ни за что не завела бы себе любовника, если бы очень глубоко не полюбила. Значит, она любит Эда Хардина. И ей очень нелегко.
До отъезда Сара не виделась с Эдом. Он не приезжал в Латрел-Парк. Сидя в переполненном вагоне поезда, медленно тащившегося на север, она погрузилась во мрак отчаяния. Сара понимала, что пытается спастись бегством, и видела в этом предательство тех принципов, на которых была воспитана и которые требовали безропотно сносить все тяготы. Дело в том, что ей никогда не приходило в голову, что беда может прийти в таком обличье и возыметь над ней такую власть. Сара пыталась убедить себя, что вдали от Эда, от вездесущего влияния этого человека она сможет все спокойно обдумать, увидеть факты без всяких лишних эмоций, вернуть душевное равновесие.
Еще никогда в жизни ее не раздирали такие противоречивые чувства. Она знала, что ей следует делать, но хотела совершенно другого. Долг и страсть. Вот о чем неустанно твердила ей тетушка: на всякое хотение есть терпение. Но тетушка всегда руководствовалась разумом и здравым смыслом и Сару учила тому же, а теперь вот оказалось, что страсти разыгрались так, что и разум, и здравый смысл сделались бессильными.
Дома отцу сразу бросились в глаза ее бледность и нездоровый вид.
– Они тебя до смерти заездят в этом госпитале, – сочувственно сказал он.
– Да, последнее время было много работы, – солгала Сара, зная, что дело было совсем не в этом.
– У нас тоже несладко. С чистой совестью можем сказать, что делаем все, что в наших силах.
Сам он по четырнадцать часов в день работал в поле, где не осталось ни одного акра нераспаханной земли. Отец взял Сару с собой показать, как идут дела. Они поехали в повозке, запряженной низкорослой лошадкой, – бензин берегли для тракторов.
Но все остальное время Сара была предоставлена сама себе. Она подолгу бродила по болотам или сидела на скалистом берегу, глядя на волны Северного моря, не замечая непогоды, сосредоточенная только на одном – неукротимом влечении к Эду. Вдали от него она еще острее тосковала по теплоте и силе, которые он излучал, по его спокойной надежности и ощущению защищенности, которое испытывала в его присутствии.