Любить и помнить (Демоны прошлого)
Шрифт:
Эд проезжал мимо аэродрома Литл-Хед-дингтона. Ему было видно наблюдательную башню и сложенный из грубого известняка барак, в котором проходил разбор полетов. Его окружили невидимые призраки. В том числе его собственное «я». В сущности, он и приехал в эти края ради того, чтобы изгнать из своей памяти этих демонов, рассчитаться с призраками. А может быть, это не демоны, а святыни? Кто-то когда-то сказал, что любовь – последняя святыня. В конце концов, каждый из нас нуждается в прибежище. Может быть, Сара и есть его прибежище. Перепробовав множество ключей к заветной двери, за которой его ждали душевное равновесие и покой,
Перед ним раскрылись ворота Латрел-Парка, и Эд въехал на широкую, обрамленную газоном аллею, ведущую к дому, который даже в этот пасмурный день светился розовым светом.
– «Как бы то ни было, – подумал Эд, – я привязан к Латрел-Парку с того самого дня, когда впервые встретился под каштаном с Capoй.
Может быть, это и есть то, что называют судьбой. И где-нибудь на небесах некто дергает за ниточки и наблюдает, как мы пляшем под его дудку. Как знать! Есть нечто странное в том, что я вернулся сюда именно теперь, когда Джайлз Латрел лежит на смертном одре. Возможно этот английский джентльмен – тайный ревнивец, замышляющий месть. Не поймешь этих англичан. Их утонченная вежливость не позволяет разобраться в их истинных чувствах, не дает возможности постигнуть подлинные замыслы, которые могут оказаться разрушительными для тебя. Они выглядят бесстрастными, но на самом деле не таковы; просто они не обнаруживают своих эмоций. И Джайлз Латрел тоже сделан не из железа, хотя производит такое впечатление».
Взять хотя бы Джеймса. У Эда возникло ощущение, что простодушная привязанность Джеймса к Джайлзу не находит столь же искреннего ответа. Джеймс – всего лишь пешка в игре. Джайлз использует его, чтобы сохранить власть над Сарой. И делает это так изощренно, так тонко, что ни у кого не вызывает ни малейшего подозрения. Все вокруг принимают его добродушие за чистую монету, тем более что он является таким беззащитным, слабым. Но Эду слышалась в звоне этой монеты фальшивая нота. Нет, это не чистое золото. Только удачная подделка.
Разворачивая машину на засыпанной гравием площадке возле дома, Эд припомнил песенку, которая часто звучала по радио во время войны:
Я забыл сказать спасибо за те чудные дни, И как быстро, как быстро промчались они...
Он усмехнулся. Бог с ней, ревностью сэра Джайлза. Не из-за него приезжает он сюда, а чтобы встретиться с Сарой, хотя встречи и омрачаются недомолвками. Лучше так, чем никак. Пусть пьесу пишет Джайлз Латрел, пусть он ее ставит, с режиссером не спорят. А уж верить ему или нет – мое дело. «И будь я на его месте, – думал Эд, – я бы тоже меня ненавидел. Я терплю его из-за Сары, покуда он жив, она будет принадлежать ему. А может, и после его смерти? Кто знает, насколько глубоко успел он ее загипнотизировать! У него была бездна времени! И ведь он мгновенно меня узнал. Сара рассказала ему все, и благодаря Джеймсу я словно всегда незримо присутствовал в его доме, ежеминутно напоминая о себе в течение двадцати с лишним лет. За это время должно было накопиться слишком много ненависти».
Выйдя из машины, Эд присел на ступенях крыльца и тут только почувствовал, что продрог. Неожиданная мысль пронзила его. С какой целью Джайлз так настойчиво приглашает
Бедная Сара, она обрекла себя на долгие годы лишений, скрывая за внешней сдержанностью свое раненое сердечко. Он знал, что она любит его; но, не будь рядом с ней Джеймса, сохранила бы она свое чувство или нет?
Глядя на серую вымокшую траву, Эд пожалел, что сейчас не в Сан-Франциско, где так ярко светит солнце. Жаль, что он не в силах забыть Сару Латрел, и чем только она привязала его к себе!
Дверь дома открылась, и вышел Джеймс, держа в руке открытый зонтик. При виде сына мрачные мысли Эда мгновенно рассеялись. Ладно уж. Солнышко в Калифорнии сияет всегда, а вот Джеймса там не будет, и Сары тоже... Надо держаться и как ни в чем не бывало играть свою роль вместе с другими.
Джеймс радостно улыбался Эду.
– Хорошая погодка для водоплавающих, – весело сказал он.
– Странно, что в этой стране люди не рождаются с перепонками на конечностях.
Эд полез в багажник и взял сумку. Джеймс принял ее из его рук.
– Мы привыкли. Терпеливо несем свой крест. К тому же погода всегда дает отличную тему для разговоров.
Они вошли в дом. Навстречу им по лестнице уже спускалась Сара. От Джеймса не ускользнул взгляд, каким она обменялась с Эдом, жест, которым она протянула ему обе руки. Эд прикоснулся губами к ее щеке.
– Привет, – беззаботно бросил Эд. Но Джеймс услышал, как зазвенел его голос, увидел, как расцвело лицо матери, как заулыбались ее серые глаза.
– Отнеси сумку наверх, дорогой, – сказала Сара Джеймсу, беря под руку Эда, чтобы отвести его в гостиную. – Джайлз спустится попозднее.
– Как он? – спросил Эд.
Все в Латрел-Парке зависело от состояния здоровья Джайлза.
– Старается держаться, – ответила Сара. Едва закрыв за собой дверь гостиной, она повернулась к нему и, со вздохом положив руки ему на плечи, приникла всем телом.
Эд приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза.
– А ты?
– Соответственно, – сказала она.
Она выглядела усталой, напряженной. Ее фантастическое терпение исчерпалось почти до предела, и она была на грани срыва.
– Когда вижу тебя – гораздо лучше.
– Рад стараться.
– Спасибо, что приезжаешь сюда, Эд. Я понимаю, как это для тебя непросто. И очень тебе благодарна. Это много значит для меня.
– Для меня тоже.
– А теперь давай присядем, и ты расскажешь мне, что делал эти две недели.
Когда Джеймс вошел в гостиную, они сидели в креслах друг против друга, но сразу было ясно, какое чувство их соединяет. Видя отца и мать вместе, Джеймс стал понимать, какое место занимает его мать в классическом треугольнике. Оба мужчины по-своему зависели от нее, и каждому из них она умела дать именно то, что ему было нужно. Только оставаясь с Эдом в отсутствие Джайлза, она позволяла себе быть самой собой, и Джеймс не переставал восхищаться ее умением разом отбросить границы условностей, которые установились за долгие годы.