Любить или воспитывать?
Шрифт:
– …А главное, он ведь всегда, с самого детства, уделял ему много внимания! Не то что другие отцы. Мне все подруги наперебой завидовали, говорили: так просто не бывает, чтоб только тебе, замухрышке, такой мужик достался – красавец, водки не пьет, да еще и с сыном готов заниматься, играть, в походы, в музеи, в бассейн ходить…
Несколько удивившись откровенности ее подруг, я тем не менее почувствовала, что ничего не понимаю. Она как будто бы ни на кого не жаловалась.
– А что, собственно, у вас произошло? – спросила я.
– Сын бросился на мужа с ножом, – неожиданно
– Господи, но почему?! – продолжая являть чудеса «профессионализма», ахнула я.
– Не знаю, ни один из них ничего не объясняет. Я просто вошла в кухню и стала свидетелем…
Все трое.
– Что случилось? Вы поссорились?
– Нет, – отвечает мужчина. – В том-то и дело. Все было как обычно.
Один мальчишка.
Отвечает односложно, и эти слоги приходится тащить клещами. Через некоторое время понимаю: был какой-то в меру дурацкий повод. Отец не одобрил что-то сугубо подростковое и запретил участие в какой-то тусовке. Ничего нового парень не услышал – позиция отца была известна ему заранее. Почему же – с ножом?!
– Какие у тебя вообще отношения с отцом? Сейчас? Два года назад? Пять лет?
– Нормальные.
– Мать говорит, что вы много времени проводили вместе. Ходили в походы, в бассейн…
– Да.
– Теперь, когда ты стал подростком, тебе это не нужно, а отец настаивает?
– Нет.
– Это уже не первая ваша открытая ссора?
– Первая.
Парень закрыт, серьезен, ни на какую иронию не ведется. Учится хорошо. Не слишком общителен со сверстниками, но есть друзья. Много читает, в том числе серьезную литературу. Неужели первая манифестация психиатрии?! Как жаль, если это окажется правдой…
Один отец.
– Я не понимаю. Я всегда старался уделять ему внимание. Не потакал капризам, это да, но всегда поддерживал все его увлечения, стремления. Покупал любые книги, водил в музеи, чтобы развивался. Занимался математикой, водил в походы, брал с собой в баню, куда мы ходим с друзьями. Поддержал, когда он хотел заниматься фехтованием, потом – мотоспорт, хотя жена была категорически против. Теперь я уже думаю, что это была ошибка; отстранился бы, как все, сбросил на жену – и ничего не было бы…
– Почему у вас один ребенок? – спросила я. – Если вы уделяли ему столько внимания, то…
– Не знаю, – мужчина откровенно растерялся. – Я как-то не думал… Может быть, потому, что я сам рос один? И жена тоже…
Одна мать.
– Все плохо, да, доктор? С сыном плохо? Это такой ужас… Я ночи не сплю. И муж тоже переживает: часами сидит на кухне, курит… Со мной оба не разговаривают почти. Хотя они и вообще…
– Я не знаю, – честно говорю я. – Вообще-то консультация психиатра вроде бы нужна. Но мне все время кажется, что где-то есть какая-то закавыка. О которой я еще не знаю и которая что-то в ситуации прояснит. Давайте попробуем еще раз…
Женщина говорит много и путано. Я цепляюсь за одну из фраз.
– Как дед умер, он изменился, – говорит она. – Это я о муже и
– Скажите, покойный дед и ваш муж были похожи внешне?
– Если пьянку и возраст не учитывать, то одно лицо, – вздыхает женщина.
В моей голове нечто вполне оптимистично щелкает. Кажется, психиатр может подождать.
Один отец.
– Какие отношения были у вас с вашим отцом?
– Очень плохие. Он был алкоголиком.
– И?
– Регулярно напивался, во хмелю был буен. Дрался с матерью, учил меня жизни, но ни разу со мной не поиграл, ни разу никуда не сходил. Во всяком случае, я не помню. Прежде он был военным, потом его уволили, он воображал себя каким-то непонятым диссидентом, пострадавшим от режима, но я думаю, что уволили его за пьянку и хамство. Я его, можно сказать, ненавидел.
– Вы строили свои отношения с сыном от противного?
– Можно сказать и так. Но, как видите, не преуспел.
– Почему же? Ваш сын – воспитанный, умный мальчик, хорошо учится…
– Мой отец достиг того же самого своими методами, – горько усмехнулся мужчина. – Я тоже хорошо учился и подражал в манерах Штирлицу и «адъютанту его превосходительства»…
Так вот почему его лицо показалось мне знакомым! – сообразила я. Конечно, он же на Штирлица похож!
– Когда вы в первый раз дали отпор агрессии вашего отца? Помните?
– Конечно, помню! Это было в четырнадцать… – мужчина резко замолчал.
Я не пыталась нарушить это молчание.
Снова мальчишка. Теперь я уже знала, что спрашивать.
– Я ненавидел эти их походы. Двадцать километров с рюкзаком, потом сидеть в дыму и комарах и петь песни. В бане я терял сознание, они меня холодной водой отливали и говорили: «Терпи, казак, атаманом будешь». В бассейне два раза чуть не утонул, теперь могу купаться только там, где дно ногами достаю, хотя плаваю, в общем-то, хорошо. В музеях нужно было слушать экскурсовода, мне хотелось побегать, но отец стоял сзади, как статуя или другой какой экспонат. Мне плохо дается математика. Отец всегда со мной занимался. Часами. Никогда не повысит голос, может двадцать раз объяснить одно и то же. Но – никуда не деться, как паровоз по рельсам. «Еще десять уравнений, и ты у меня усвоишь эту тему». Он сам как будто не живет жизнь, а решает ее, как задачу по алгебре. И хочет, чтобы я – тоже. А я не хочу! И не буду.
– Ты помнишь деда по отцу? Какие у тебя с ним были отношения?
– Конечно, помню! Нормальные отношения. Он всегда пьяненький был, шутил со мной, смеялся, усами щекотал и на коленке качал. Даже когда я уже большой был, почти школьник…
Снова отец.
– Штирлиц шел по улице маленького западногерманского городка. Ничто не выдавало в нем советского разведчика, кроме волочащегося позади парашюта и старенькой буденовки, надетой слегка набекрень…
Мужчина криво и невесело улыбнулся.