Любить мистера Дэниелса
Шрифт:
— Извини насчет жары. Проклятый кондиционер сломался на прошлых выходных. Я не думал, что здесь может быть такая духота. Ты знала, что позже на этой неделе температура поднимется до сотен (прим. пер. имеется в виду шкала Фаренгейта)? Гребаное глобальное потепление, — заявил Генри. Я не ответила, полагаю, он воспринял это как приглашение продолжить разговор. Это не было никаким приглашением. Я правда хотела, чтобы он не старался вести светскую беседу. Я ненавидела светские беседы. — Габи говорила, что вы работали над книгой? Я смогу устроить тебя на продвинутый
Генри был завучем в старшей школе Эджвуда, которая скорее всего станет моей старшей школой через несколько дней, когда закончатся летние каникулы. Последние сто восемьдесят дней моей школы пройдут с моим биологическим отцом, снующим по коридорам. Идеально.
— Это не имеет значения, Генри.
Я увидела, что он поморщился, когда я назвала его по имени, но как еще я должна звать его? «Папа» казалось слишком личным, а «отец» казалось лишком нравоучительно. Поэтому я говорила «Генри». Я немного опустила свое окно, чувствуя, как потрясение от этой новой жизни наполняет мой разум.
Генри посмотрел в мою сторону и прочистил горло.
— Твоя мама упоминала, что у тебя сильные панические атаки?
Я закатила глаза, отдав этим дань подростковому поведению. Правда была в том, что я страдала от панических атак с того момента, как мы узнали, что Габи больна. Но Генри не нужно было это знать.
Он сменил тему... снова.
— Мы правда счастливы, что ты останешься с нами, — сказал он.
Я повернула голову в его сторону, и мои глаза изучали его, пока он снова не стал смотреть на дорогу. Я была неподвижна как надгробие, нуждаясь в ответах.
— Кто мы?
— Ребекка...
Ребекка? Кто такая Ребекка?
— ...и ее дети, — пробормотал он, прочистив горло.
Я повела плечами, и мои глаза расширились.
— Как долго ты живешь с ними?
— Недолго, — его голос был сладкозвучным, умоляя меня не расспрашивать подробно.
Мне было плевать, чего он хотел. Также я знала, что когда его голос был таким гладким, он определенно врал.
— Я имею в виду, они уже жили с тобой, когда ты позвонил нам на наш день рождения в этом году, правда три дня спустя? — его тишина была ответом на мой вопрос. — Что насчет прошлого года? Они жили с тобой, когда ты вообще забыл позвонить на наш день рождения?
— Дерьмо, Эшлин. Какое значение это имеет сейчас? Это в прошлом.
— Да, и сейчас это, кажется, будет в моем настоящем. — Я повернулась на своем сиденье, смотря вперед.
— Только несколько месяцев... — прошептал он. — Я живу с ними только несколько месяцев. — После нескольких минут тишины, он снова попытался разговорить меня. — Так, чем ты увлекаешься сейчас?
Чувствуя усталость от долгой поездки на поезде — и от моего текущего состояния жизни — я вздохнула, ковыряя то небольшое количество лака для ногтей, что осталось с похорон Габи.
— Генри, мы не должны делать это. Нам не нужно пытаться наверстать упущенное
Он не говорил много после этого.
Нитка висела на нижней части моего пиджака. Я потянула ее и улыбнулась сама себе. Габи сказала бы мне не делать этого, так как это полностью разрушит шерсть. На секунду, острая волна горя охватила меня. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох горячего воздуха.
Прошло почти три недели с тех пор, как я потеряла ее, и не было ни дня, чтобы я не плакала. Я плакала так много, что была поражена, откуда берется столько слез.
Люди всегда говорят, что когда теряешь кого-то, то становится легче. Люди все время говорят, что становится легче со временем. Но я не могла понять, как это может быть правдой? С каждым прошедшим днем, становилось тяжелее. Мир становился темнее. Боль становилась сильнее.
Я прислонила голову к окну, и когда открыла глаза, вытерла одинокую слезу со своей правой щеки. Моя нижняя губа дрожала от сдерживаемых страданий. Я не хотела плакать перед Генри или перед кем-либо. Я предпочитала плакать в одиночестве в тени.
Я бы хотела, чтобы Габи все еще была жива.
И я хотела бы не чувствовать себя такой мертвой.
Грузовик Генри вырулил на подъездную дорожку его дома — мое временное место жительства. Я быстро отметила два других автомобиля перед домом: новенький черный «Ниссан Альтима» и старый голубой «Форд Фокус».
Дом был огромен по сравнению с двухкомнатной квартирой, в которой я прожила всю жизнь. Передние кусты были идеально подстрижены, и американский флаг развевался на легком ветерке.
И я не шучу, у них был забор! Белый забор!
На втором этаже было два окна, и в одном из них я увидела парня с наушниками, выглядывающего через шторы. Когда наши взгляды встретились, он исчез в спешке.
О боже мой. Генри на самом деле жил с другими людьми. Когда он вылез из грузовика, я проскользнула через водительское сиденье и вышла. Прежде чем смогла разгладить свой пиджак, женщина — Ребекка, как я полагала, — встала передо мной. Обнимая меня.
Почему, черт побери, эта незнакомка прикасается ко мне?
— Ох, Эшлин! Мы так рады, что ты здесь! — она сжала меня, в то время как мои руки оставались по бокам. — Бог привел тебя к нам. Это ниспослано с Небес, я это точно знаю.
Я моргнула и сделала шаг от нее.
— Небеса убили мою сестру, чтобы я смогла пожить с чуждой мне семьей моего отца?
Повисло тягостное молчание, пока Генри не испустил неловкий смешок, который привел к тревожному смеху Ребекки.
— Вот милая, позволь мне взять твои вещи. — Ребекка отправилась к задней части грузовика, и Генри последовал за ней. Они начали тихо переговариваться друг с другом, как будто я не стояла в метре от них.