Любить – значит страдать
Шрифт:
Мама поставила тарелки на стол, который я накрыла на двоих. Пожалуй, единственное, на что я была способна.
– Спасибо, – сказала я, взяв стакан воды.
– Не стоит благодарности, – ответила она, устраиваясь напротив меня.
Когда я подняла глаза, чтобы похвалить ее кулинарное искусство, то обнаружила, что она смотрит на меня в упор. Изучает буквально каждую черточку моего лица, причем так внимательно, что я сразу захотела залезть под стол.
– А я уж и забыла, насколько ты на меня похожа. – Взгляд ее был остекленевшим и отстраненным.
Я подняла глаза и увидела, что она как ни в чем не бывало отрезает себе кусок отбивной.
– Хм… Ну да, конечно, – ответила я, пытаясь избежать ее завораживающего взгляда. – Она моя лучшая подруга.
– У меня тоже такая есть, – улыбнулась мама. – Шарон. Мы абсолютно вседелаем вместе. Правда, она постоянно втягивает меня в разные истории, но зато есть о чем вспомнить!
Я кивнула, постаравшись запомнить имя этой женщины, которое абсолютно ничего мне не говорило, хотя та, похоже, занимала важное место в жизни матери. И внезапно поняла, как вообще мало знаю о своей маме, которая целых двенадцать лет, хотя бы формально, имела ко мне самое непосредственное отношение.
В ту ночь меня разбудило не завывание ветра и не скрип деревянных досок. Да, именно из-за этого мне так и не удалось уснуть, но соскочить с кровати меня заставил странный металлический звук прямо под дверью. Я вышла и обнаружила, что мама стоит на коленях спиной ко мне и безуспешной пытается собрать разбросанные по всей лестничной площадке фотографии.
Подойдя поближе, я услышала, как она под невнятное бормотание пытается сложить рамки. А когда наклонилась, чтобы ей помочь, то увидела, что она плачет.
– Ты в порядке? – осторожно спросила я.
– А? – вскинула она голову. – Ох, Эмили, прости ради бога! – Она всхлипывала и вытирала рукавом зареванное лицо. – Я тебя разбудила!
Она подслеповато щурилась, и тут до меня дошло, что… она пьяная вдребезги. А потом увидела на верхней ступеньке бутылку водки и с трудом проглотила ком в горле.
– Я просто… Я просто вспоминала, – бубнила она. Потом, встав на карачки, снова попыталась сложить рамки и тяжело осела на пол. – Вот дерьмо, – пробормотала она, сдула прилипшую к лицу прядь и, не выпуская из рук кое-как сложенные рамки, потянулась к бутылке.
Но та оказалась вне пределов досягаемости, и тогда мама, покачиваясь, шагнула за ней на верхнюю ступеньку. Сделала здоровый глоток и провела рукой по лбу, безуспешно пытаясь справиться с падающими на лицо волосами. У нее был такой вид, словно она только что выбралась из-под целой груды одеял.
Я подняла выпавшие у нее из рук рамки и положила рядом с ней. Это были фотографии моего отца.
Она продолжала слепо шарить рукой по лежавшим у нее на коленях фотографиям.
– Вот дерьмо! – Роняя крупные слезы, она с трудом, но все же подняла фотографию. На ней они с отцом были засняты на борту парусника. – Скажи, ты ведь это искала? – всхлипывала она, подтирая нос рукавом. – Едва откопала их в шкафу. Но я не могу… – Она уже с трудом ворочала языком. Вокруг ее полузакрытых глаз в красных прожилках размазалась тушь. Но в этих пьяных глазах застыла такая печаль, что у меня защемило сердце. – Ты напоминаешь мне о нем.
– Мне так жаль, – прошептала я, не зная, чем ее утешить.
– А я уж и успела забыть, как мне его не хватает, – пробормотала она, ухватившись за перила. Еще одна рамка упала с ее коленей и покатилась вниз. – Твою мать! – взвизгнула мама и одним стремительным движением швырнула фотографии вниз. Я подскочила от неожиданности. Лестница была усеяна обломками рамок и осколками стекла. – Ну почему?! Почему? Почему? – завывала она, катаясь по полу.
Словно оцепенев, я невидящими глазами смотрела на груду обломков у подножия лестницы и на эту напрочь расклеившуюся женщину.
– Все в порядке, – шептала я, хотя, скорее всего, она меня и не слышала.
Она с трудом села и снова потянулась к бутылке. А потом упала прямо на столбик лестницы, уже не в состоянии открыть глаза. Опасно наклонив бутылку, безуспешно попыталась поставить ее на пол. И мне пришлось срочно забрать бутылку, не дав ей превратиться в очередную груду битого стекла у подножия лестницы.
– Давай я уложу тебя в постель, – предложила я и, сбросив на пол кипу рамок, придвинулась поближе к ней так, чтобы она могла положить руку мне на плечо.
– А? – пробормотала она, не в силах поднять голову.
– Вот так, – уговаривала ее я, помогая подняться на ноги.
Она качалась из стороны в сторону.
А я молилась в душе, чтобы мы успели войти в спальню, прежде чем она рухнет на меня. Я была на целых пять дюймов выше ее, но если она упадет, то потянет меня за собой.
С моей помощью она дошла до кровати, рухнула лицом вниз и, не успела я укрыть ее одеялом, сразу же захрапела. И вот так, оставив ее в полном беспамятстве, я закрыла за собой дверь.
Я стояла на верхней ступеньке, смотрела на царившую внизу разруху и пыталась восстановить дыхание. С каменным лицом подняла с пола бутылку, натворившую столько бед. Сморгнула слезы, чтобы отключиться и ничего не чувствовать. Затем спустилась вниз и вылила содержимое бутылки в раковину. И с тяжелым вздохом принялась убирать осколки.
Конечно, я этого и не ждала, но все же должна была предвидеть. Ведь когда я год назад встретила ее возле своей школы трезвой, то отнюдь не была уверена, что так будет всегда. Возможно, в тот вечер она действительно не пила, но это не означало, что она не прикладывалась к бутылке во все другие дни. Я знала. Я знала, что такое обязательно случится… Просто мне очень хотелось ошибаться.