Любите ли вы Брамса? (сборник)
Шрифт:
– Ну, что там еще? – спросил моряк.
– Ничего. Отплываем, – ответила Жозе, стоя к нему спиной.
Она смотрела Алану в глаза. Он уже не улыбался. Брандон нервно отряхивался от пыли. Жозе отошла от борта и уселась на носу катера. Море было бесподобным, тягостная компания осталась на берегу. Давно ей не было так хорошо.
Корзина с провизией осталась, конечно же, на набережной, и Жозе разделила трапезу моряка. Рыбалка выдалась удачной. Попались две барракуды, с каждой пришлось побороться с полчаса, Жозе устала, хотела есть, была счастлива. Моряк, по всей видимости, питался лишь анчоусами
На небо набежали тучи, начинало штормить, до пристани было неблизко, и они решили возвращаться. Моряк забросил удочку, Жозе уселась на раскладной стул. Пот лил с них градом, оба молча смотрели на море. Через некоторое время клюнула какая-то рыба, Жозе запоздало подсекла, вытащила пустой крючок и попросила моряка насадить новую приманку.
– Меня зовут Рикардо, – сказал он.
– Меня – Жозе.
– Француженка?
– Да.
– А мужчина на берегу?
Он сказал «мужчина», а не «ваш муж». Остров Ки Ларго пользовался, должно быть, репутацией веселого местечка. Она засмеялась.
– Он американец.
– Почему он остался?
– Перегрелся.
До этого они ни словом не обмолвились о странном отплытии. Он опустил голову, у него были очень густые, подстриженные ежиком волосы. Он быстро насадил приманку на огромный крючок, закурил сигарету и сразу передал ее Жозе. Ей нравилась здешняя спокойная непринужденность в общении между людьми.
– Вы предпочитаете ловить рыбу в одиночестве?
– Я люблю время от времени уединяться.
– А вот я – всегда один. Мне так лучше.
Он стоял за ее спиной. У нее промелькнула мысль, что он, видимо, закрепил штурвал и при таком ветре это не очень-то осмотрительно.
– Вам, наверное, жарко, – сказал он и прикоснулся к ее плечу.
Жозе обернулась. Его спокойный задумчивый взгляд доброй собаки был красноречив, однако в нем не было угрозы. Она взглянула на его руку, лежавшую на ее плече: большую, грубую, квадратную. Сердце ее застучало. Жозе смущал этот внимательный, спокойный, абсолютно невозмутимый взгляд. «Если я скажу, чтобы он убрал руку, он уберет ее, и этим все закончится». В горле у нее пересохло.
– Я хочу пить, – тихо произнесла она.
Он взял ее руку. Каюту от палубы отделяли две ступени. Простыня была чистой, Рикардо – грубым в своем нетерпении. Потом они обнаружили на крючке несчастную рыбу, и Рикардо хохотал, как ребенок.
– Бедняжка… про нее совсем забыли…
У него был заразительный смех, и она тоже рассмеялась. Он держал ее за плечи, ей было весело и не приходило в голову, что она впервые изменила Алану.
– Во Франции рыба такая же глупая? – спросил Рикардо.
– Нет. Она помельче и похитрей.
– Мне бы хотелось побывать во Франции. Париж посмотреть.
– И взобраться на Эйфелеву башню, да?
– Познакомиться с француженками. Я пошел заводить мотор.
Они не спеша возвращались. Море утихло, небо приобрело тот ядовито-розовый оттенок, который оставляют после себя несостоявшиеся грозы. Рикардо держал штурвал и время от времени оборачивался, чтобы улыбнуться ей.
«Такого со мной еще не случалось», – думала Жозе и улыбалась ему в ответ. Перед самым причалом он спросил, соберется ли она еще раз ловить рыбу, она ответила, что скоро уедет. Он некоторое время неподвижно стоял на палубе, и, уходя, она лишь раз на него оглянулась.
На пристани ей сказали, что ее муж и чета Киннелей ждут ее в баре Сама. Гранатовый «Шевроле» стоял рядом. Жозе приняла душ, переоделась и приехала в бар. Она взглянула на себя в зеркало, и ей показалось, что она помолодела лет на десять, а лицо ее вновь, как это иногда бывало в Париже, приобрело лукаво-смущенное выражение. «Женщина, которую довели, становится доступной», – сказала она зеркалу. Это была одна из любимых поговорок ее самого близкого друга, Бернара Палига.
Они встретили ее вежливым молчанием. Мужчины, слегка суетясь, поспешили встать, Ева вяло ей улыбнулась. Пока ее не было, они играли в карты и, похоже, умирали от скуки. Она рассказала о двух пойманных барракудах, ее поздравили с удачным уловом, потом вновь наступила тишина. Жозе не пыталась ее нарушить. Она сидела, опустив глаза, смотрела исподлобья на их руки и машинально считала пальцы. Когда она поняла, что делает, это ее рассмешило.
– Что с тобой?
– Ничего, я считала ваши пальцы.
– Слава богу, настроение у тебя хорошее. А вот Брандон все это время был чернее тучи.
– Брандон? – удивилась Жозе. Она совсем забыла про игру Алана. – Брандон? А что случилось?
– Ты же заставила его прыгать с отплывающего катера. Ты что, не помнишь?
Все трое, как ни странно, выглядели обиженными.
– Конечно, помню. Просто я не хотела, чтобы Ева оставалась так долго наедине с тобой. Мало ли что могло случиться.
– Ты путаешь роли, – сказал Алан.
– У нас же не треугольник, а четырехугольник– значит, можно провести две диагонали. Не так ли, Ева?
Ева в замешательстве смотрела на нее.
– Но даже если, испытывая муки ревности, ты не обратил бы внимания на Еву и думал только о том, как мы с Брандоном милуемся, ловя рыбешку, она изнывала бы от скуки. Поэтому я и отправила Брандона на берег. Вот так. Что будем есть?
Брандон нервно раздавил в пепельнице сигарету. Ему было горько, что она столь насмешливо, пусть даже шутя, говорила о чудесном дне, который они могли бы провести вместе. На какое-то мгновение ей стало жалко его, но она уже была не в силах остановиться.
– Милые у тебя шуточки, – сказал Алан. – Как-то они понравятся Еве?
– Самую милую шутку я оставлю на десерт, – сказала Жозе.
Она уже не пыталась сдерживать себя. Ее вновь переполняли буйная радость, жажда острых ощущений и опрометчивых, безрассудных поступков – все то, что отличало ее так долго. Она чувствовала, как в ней вновь зарождается почти забытое внутреннее ликование, свобода, беспредельная беспечность. Она встала и ненадолго вышла в кухню.
Они обедали в напряженной тишине, которую прерывали лишь шутки Жозе, ее впечатления о разных странах, рассуждения о тонкостях кулинарии. В конце концов она заразила Киннелей своим смехом. Только Алан молчал и продолжал сверлить ее глазами. Он, не переставая, пил.