Любители тел (сборник)
Шрифт:
– Возможно… Или в Веракрусе. Там тоже есть подобные кабачки.
– Бойль часто вспоминает о Кубе?
Санчес покачал головой:
– Он вообще неразговорчивый. Но по-испански говорит очень хорошо. Словно это его родной язык.
Санчес становился более общительным.
Я узнал от него, что Бойль сидел в тюрьме на Кубе.
Между тем я продолжал осмотр чемодана. В нем лежали игральные карты с порнографическими картинками и целая куча всякого другого хлама. Но патронов я не нашел.
Оставалось
Первое письмо было написано по-испански. Этого языка я почти не знал, а поскольку написано оно было неразборчиво, то и вовсе ничего не понял. В двух других, тоже написанных по-испански, я смог разобрать только женское имя Цецилия.
– А ты знаешь испанский? – спросил я у Санчеса.
– Ну что ты, Фоли! Откуда?
– Но ты же мексиканец.
– Да, но читаю и пишу по-английски. Говорить я немного могу, но читать и писать не умею.
Я был огорчен. Что же делать?
– Может, несколько слов все-таки разберу, – продолжал Санчес, – но…
– Что «но»?
– Не очень-то хочется читать чужую переписку. К, тому же, если Бойль застанет нас за этим делом, то живыми нам уж точно не уйти.
– Я тоже моряк. И мне самому не хочется рыться в чужих вещах. Но это ведь не товарищ… Его вообще нельзя назвать человеком. Этот ублюдок утопил в ванне девушку. Всего четыре часа назад.
Помогал и в убийстве Парсела…
– Ну хорошо, – наконец решился Санчес.
Он просмотрел письма. В каюте было совершенно тихо. Я с беспокойством огляделся в поисках деревянной свайки.
Даже если она и будет у меня в руке, все равно придется туго при встрече с Бойлем.
Наконец Санчес кончил читать, вложил письма в конверты и протянул их мне:
– Всего я, конечно, не понял, но с уверенностью скажу, что это любовные письма. Кроме того, тут женщина интересуется, когда у него будут деньги.
Судя по всему, он собирался купить какое-то судно.
– В его чемодане есть фотография, на которой заснята шхуна. Может, о ней идет речь?
– Во всяком случае, судно неоднократно упоминается.
– А имен нет?
– Только какая-то Джуменес и Френсис.
Я поднял голову:
– Френсис? А фамилия?
– Фамилии нет, только имя. Кажется, речь идет о женщине из Ибор-Сити.
Это предместье Тампы. Там проживают кубинцы.
– Я знаю. А сколько времени Бойль уже служит на вашем судне?
– С сентября прошлого года. Поступил на корабль в Тампе.
– Значит, вы отвозите свой груз в Тампу?
– Да… Иногда в Пенсаколу.
– И часто бываете в Санпорте?
– Время от времени заходим.
– Здесь никто к нему не приходил на судно?
– Насколько мне известно, нет.
– А часто он отлучался, когда вы стояли тут?
– Да как все…
Это мне не понравилось.
– У вас есть судовой журнал?
– Конечно. В нем отметки за каждый день. И местонахождение корабля, если мы его знаем. – Он улыбнулся. – Мы же не такие, как вы с вашими лотами и секстантами, мы плаваем по-простому.
– А нельзя ли взглянуть в этот журнал?
– Почему же нельзя?.. Можно.
Санчес поднялся по трапу, исчез на палубе и вскоре вернулся со старым журналом.
– Поищите-ка, где находилась «Мерилин» двадцатого декабря.
Он полистал журнал:
– Здесь, в Санпорте. Бросили тут якорь семнадцатого, а ушли в море двадцать первого. В семь утра.
– Отлично… А двадцать восьмого января?
– Так… Тоже в Санпорте. Прибыли двадцать седьмого, отплыли – тридцатого.
Значит, Бойль был в Санпорте и в день ограбления на фабрике Шико, и в день «самоубийства» Парсела. Правда, это еще ничего не доказывало.
– Большое тебе спасибо, Санчес.
Он снова исчез вместе с журналом.
А я взял одно из писем и стал внимательно его изучать, стараясь вспомнить испанские слова. В нем наверняка должна быть какая-нибудь зацепка. Я услышал, как возвращается Санчес…
– Ты все еще суешь нос не в свои дела, приятель?
Я обернулся, но это был не Санчес.
На трапе стоял Бойль, огромный, массивный, в старом плаще. Его толстые губы скривились в мерзостной улыбке, а в руке блеснуло лезвие ножа. Я схватил свайку. Но Бойль лишь улыбался, глядя на меня, видимо размышляя, как со мной лучше расправиться.
Не раздумывая долго, я разбил свайкой лампу, и кубрик погрузился во мрак.
– Единственный выход отсюда – по трапу, мой дорогой… Иди же сюда, – прохрипел Бойль.
Я старался сдержать дыхание, чтобы не выдать своего местонахождения, и вспомнил: револьвер! Санчес оставил его на койке. Я стал осторожно ощупывать одеяло, и наконец мои пальцы наткнулись на оружие… Револьвер не заряжен, но я знал, что с ним делать. Вынув из кармана пару монеток, бросил их в сторону…
Никакой реакции. Бойль внезапно рассмеялся:
– Неужели, дорогой, ты думал, что я попадусь на такую приманку?..
И в тот же миг я запустил револьвер в ту сторону, откуда прозвучал его голос.
Глухой удар, и сразу вопль от боли и ярости. Звякнул нож, выпав из руки Бойля.
Не мешкая ни секунды я бросился вперед и нанес удар свайкой, но угодил в перила и сломал их. А Бойль ухитрился схватить меня за ноги. Он засмеялся, и это был самый отвратительный смех, какой я когда-либо слышал. Так может смеяться только человек, рот которого полон крови и сломанных зубов.