Любийца
Шрифт:
Я наскоро привела себя в порядок, расчесала волосы, подвела глаза. Через десять минут мы спустились в ресторан.
Помещение, утопавшее в уютном полумраке, было почти пустым: трое-четверо турков, молодой европеец с женщиной. В углу зала стоял большой телевизор с плоским экраном. Шла какая-то развлекательная передача, наверное, юмористическая, потому что па экране постоянно возникали смеющиеся лица. Но ее никто не смотрел.
Подошел официант, протянул меню, но Виктор отмахнулся.
— Давай по чикену [2] , если
2
Chicken (англ.) —цыпленок.
Я не возражала.
— Что будем пить?
Все развивалось прямо-таки по классическому сценарию. Муж вырвался на свободу — тем более такой, который, как я знала, не пропускал ни одной юбки.
— Сухое красное, если можно, — сказала я.
— Почему нет? А я возьму коньячку.
Нам принесли курицу с каким-то мудреным сложным гарниром, овощной салат, теплый хлеб, раздутый, как воздушный шар, Виктору — двести граммов коньяка, мне высокий бокал вина.
— Ну, за успех нашей поездки.
Мы чокнулись.
…Через час с небольшим мы стояли в коридоре против двери моего номера. Виктор, несмотря на влитые в себя почти пол-литра коньяка, держался на ногах вполне твердо. Когда мы выходили из лифта, он как будто невзначай коснулся моего бедра.
Сейчас начнутся приставания. Ведь недаром же он ныл за столом о проблемах с женой. Сами понимаете, каких.
Он помялся, хотел что-то сказать, но, потоптавшись на месте, вдруг изрек:
— Ладно. Это… короче, спокойной ночи. Завтра не проспи.
Потом отвернулся и пошел к своему номеру. Я проводила его взглядом — не то чтобы разочарованным, но… Напрасно я вообразила, что его потянуло на «приключения»: Виктор просто проголодался. Не в сексуальном — в физическом смысле этого слова. Хотел выпить, посидеть «по-культурному», ничего больше. А меня пригласил из вежливости.
В номере я бросилась на кровать и уткнулась в подушку.
Нет, я отнюдь не собиралась спать с ним: найти предлог, чтобы отказать мужчине, можно всегда. Но то, что Виктор, совсем не примерный семьянин, об амурных похождениях которого ходили легенды и который в офисе не раз бросал на меня понятные каждой женщине взгляды, сейчас, в самых идеальных условиях, не сделал даже попытки, означало одно: как женщина я перестала котироваться окончательно.
8
В девять утра Мустафа встретил нас в вестибюле.
Мы поприветствовали друг друга дежурным «гуд монинг». Виктор был бодр и деловит и источал аромат дорогого лосьона после бритья, разве что чуть покрасневшие глаза напоминали о нашем походе в ресторан.
— Как спалось? — поинтересовался турок.
Я заверила, что неплохо. Не знаю, как Виктор, но я и правда спала крепко и проснулась лишь в половине девятого — даже несмотря на свои невеселые вчерашние размышления о потере женской привлекательности. Л впрочем, то, что это вновь стало небезразлично мне, означало: я действительно возвращалась к нормальной жизни.
— Завтракали? — спросил Мустафа.
Узнав, что нет, он предложил нам перекусить. Мы отправились в ресторан, где по утрам, как и в большинстве заграничных отелей, практиковался шведский стол.
Виктор залпом выпил два стакана апельсинового сока. Я перехватила понимающий и добродушный взгляд Мустафы. Он говорил нам вчера, что несколько лет работал в одной из строительных компаний в Москве, так что, безусловно, хорошо знал привычки русских.
Я ограничилась чашкой кофе и парой миниатюрных пирожных.
Всю первую половину дня мы знакомились с производством, осматривали деревообрабатывающие станки в действии, встречались с седыми важными турками, родители или родственники которых стояли, так сказать, у истоков ныне процветающей компании «Туранлар». Но в середине важных переговоров с главным инженером я вдруг вспомнила о Вячеславе Бондареве, боровшемся за свою жизнь где-то за тысячи километров отсюда. Хотя со времени моего звонка в больницу прошло около недели, мне показалось, что миновало уже никак не менее месяца. Так или иначе, за этот промежуток времени что-то должно было измениться. Может, его уже перевели из реанимации в обычную…
— Наташа!
Я подняла глаза на Виктора. Тот смотрел на меня с легкой досадой.
— Я спросил: какова процедура устранения неисправностей их станков в гарантийный период?
— Да-да, прости, — извинилась я и перевела вопрос.
После обеда мы выехали назад в Стамбул и прибыли туда где-то около восьми вечера. Здесь мы распрощались с Мустафой. Турок был очень доволен: Виктор в самое ближайшее время обещал заказать несколько фуговальных и облицовочных станков и к концу года, если с первой партией все пройдет нормально, намеревался прикупить еще.
Мустафа заказал нам номера в «Хамидие», отеле, располагавшемся в районе Лалели, где процветала активная челночная торговля.
— Если захотите приобрести какие-то сувениры, можете ходить смело: здесь не заблудитесь, — сказал он напоследок. — Большинство турок говорят по-русски. Да и ваших много.
Мы оставили вещи в номере и отправились за покупками. Вернее сказать, купить какие-то подарки хотел Виктор, я пошла с ним за компанию. «Наших» действительно было много: там и тут слышалась русская речь, часто то ли с узбекским, то ли с казахским акцентом. На дверях многих магазинов красовались надписи: «Только оптом». Челноки загружали в автобусы и фургоны огромные, перетянутые широкой клейкой лентой тюки или картонные коробки, на некоторых из них черным маркером были нанесены «опознавательные знаки» типа: «Смыслова Л., Барнаул» или «Сергей, Чебоксары». Похоже, здесь отваривалось все СНГ.
Мне было ничего не нужно, но уезжать совсем без сувенира тоже не хотелось. Я купила за пятнадцать евро симпатичную металлическую ящерицу, покрытую расписной эмалью с яркими, выполненными из имитации драгоценных камней глазами-бусинками.
Виктор же отоварился по полной: приобрел себе кожаную куртку с меховым воротником, два комплекта постельного белья, махровый женский халат — то ли для жены, то ли для любовницы — и кучу игрушек для двоих своих детей. При этом он так отчаянно торговался, словно за душой у него оставалась лишь мятая двадцатка «зелени».