Любочка Хоботова
Шрифт:
Сначала молодые супруги жили хорошо. Им нравилось ни от кого не зависеть и не опасаться осуждения других людей. Деревенские кумушки то и дело обсуждали их, пошловато похохатывая над неуемной страстью Любы.
– Ночью идем мы с Людкой мимо Васькиного дома, – рассказывала подругам какая-то старушонка, – слышим, Любка кричит. Мы к калитке, думали, Василь убивает её за что-нибудь. Стучимся, в калитку – выходит: красный, распаренный, штаны на ходу натягивает. А из-за плеча его Любка выглядывает, растрепанная, но
– Ха-ха-ха! – так и покатывались все со смеху, – бедный Васька, с такой бабой как Любка справиться силы нужны немалые. Вот уж вляпался, так вляпался!
– Ничего, он же моряк, ему не привыкать. Видать всяких за свою службу перещупал!
– Всяких – не всяких, а до нашей Любавы им далеко. Ишь, ненасытная какая. Вся деревня слышит, как Василий её под себя подомнет!
Бабы принимались громко хохотать, и только Тамаре было не до смеха: она никак не рассчитывала, что все так обернется и ругала себя последними словами за то, что сама толкнула Василия в объятия Любки.
– Чтоб ты провалилась, проклятая, – шептала она, стоя ночью под светящимися окнами дома соперницы. За занавесками то и дело мелькали тени, и Тамара, задыхаясь от злобы, узнавала силуэты Василия и Любы.
Несколько месяцев Тамара накручивала себя и как-то вечером, не выдержав, поехала в одну небольшую деревеньку, где жила бабка Лукашиха, которую все называли ведьмой.
– Бабушка, откройте, – постучалась к ней в дверь Тамара. – Я вам гостинцев принесла. Сметанки домашней, молочка, булочек…
На крыльцо вышла древняя старуха с тонким заостренным носом.
– Что тебе надо? – прошамкала она беззубым ртом.
– Парня приворожить хочу, – торопливо стала объяснять Тома. – Василием его зовут. Я его люблю, а он на другой женился.
– Молодая ишшо, – дребезжащим беззлобным смехом засмеялась старуха, – а душа уже поганая. Как дальше-то жить будешь, не боишься?
Тамара тихонько поставила корзину с гостинцами на крыльцо и шагнула назад, к калитке. А потом побежала от страшной старухи, не разбирая дороги. В спину Тамары еще долго летел острый, словно иглы, смех старой ведьмы.
Тома приехала домой сама не своя, и еще долго не могла найти себе покоя. Она даже не догадывалась, что в семье Любы и Василия давно уже не все так гладко, как можно было бы подумать.
– Вась, иди есть, ужин готов, – позвала как-то мужа Люба.
– Не хочу, – отмахнулся он от неё, прошел в спальню и лег на кровать.
Люба с недоумением проводила его взглядом, потом пошла следом:
– Ты что, заболел?
– Нет, – он явно не был настроен на разговор.
– Вась, – Люба расстегнула пару верхних пуговиц халата и сбросила его с округлого плеча: – Ну, может тогда я по-другому смогу поднять тебе настроение?
Василий поморщился. Люба была несдержанной в постели, выматывала его до изнеможения, и поначалу это ему нравилось. Но теперь он устал от неё и больше не хотел уделять внимания.
– Дай мне покоя, – попросил он, поворачиваясь к ней спиной.
– Вась, я не понимаю, что тебе не так? – рассердилась Люба. – Я перед тобой козой прыгаю, ублажаю по-всякому, а ты относишься ко мне как король к своим холопам. И даже объяснить ничего не хочешь.
– Мы зря с тобой поженились, – Василий сел на кровати. – Да я, собственно говоря, и сам не понял, как это произошло. И зачем. Всё так быстро. Ты красивая, это так. Но мы с тобой разные, неужели ты этого не видишь?
Люба расплакалась.
– Ну вот, – поморщился он. – Началось. Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя пожалел? Люба, пойми, ты хорошая и мне нравишься, но кроме штампа в паспорте нас с тобой ничего не связывает. Мы с тобой живём уже не первый год. А ты так ни разу не забеременела. И что это за семья, получается?
– Я стараюсь, – плакала Люба.
– О, да! – усмехнулся Василий. – Что-что, а с этим не поспоришь. Только одной постелью мужика не удержать. Должно быть что-то ещё, как же ты не можешь это понять?
– Не могу, – воскликнула она. – Я такая, какая есть! Я твоя жена и ты обязан любить меня. Понятно?
– А я не люблю! Не люблю и всё тут!!! – закричал Василий и оттолкнул от себя её протянутые руки. Надоела ты мне! И жизнь такая тоже надоела!!!
Люба вскочила и, в чём была, босая, выбежала из дома. На улице разыгралась непогода. Холодный дождь хлестал её по лицу, ветер рвал подол халата, но она ничего не замечала и просто бежала, куда глаза глядят. А потом упала на мокрую траву и горько зарыдала, цепляясь пальцами за холодную, вязкую землю.
Василий нашёл её здесь только через час. Он молча набросил на плечи Любы тёплый плед, увёл домой и уложил в постель.
– Я сейчас заварю свежий чай с малиной и липой, – сказал он ей. – И баню истоплю. Тебе нужно согреться.
Люба отвернулась от него к стене и закрыла глаза. Она всё ещё обижалась на мужа и не хотела так быстро прощать. Василий вернулся к ней через полчаса и увидел, что она бьётся в лихорадке.
– Добегалась, – вздохнул он, трогая горячий лоб жены, а потом поспешил за местным доктором.
Две недели Василий ухаживал за женой, готовил еду, держал дом в порядке, управлялся по хозяйству. А когда она пошла на поправку и впервые вышла в сад, он усадил её в мягкое кресло под яблоней и укутал тёплым пледом.
– Ну вот, – сказал он ей. – Ты выздоровела и теперь всё будет хорошо. Чаю хочешь? Я принесу сейчас.
Люба кивнула. И невозможно было понять, с чем она была согласна. То ли с тем, что у них теперь всё будет хорошо, то ли с чаем, который Василий умел заваривать как никто другой.