ЛюБоль 2
Шрифт:
– Сегодня днем ты спросила, не боюсь ли я быть проклятой. И я понял, что ничего не боюсь рядом с тобой. Пусть нас проклинают небеса и люди. Я хочу любить тебя, Дани. Хочу быть твоей.
Я обхватил её лицо ладонями и наклонился к её губам.
– Люби, если хочешь. Только любить меня тебе придется до самой смерти, потому что с этого момента ты будешь принадлежать мне.
– До самой смерти…это так мало. Я хочу любить тебя и после нее.
Я жадно поцеловал ее в губы, зарываясь в шелковистые пряди дрожащими пальцами, а потом привлек к себе, заставив положить голову мне на плечо. Когда я вернусь с этой встречи…если вернусь,
– Кто такой Ману Алмазов, Дани? Это, правда, твой брат? – спросила очень тихо, сплетая пальцы с моими.
– Мой брат мертв. Его убил Олег Лебединский. А это самозванец, который назвался его именем и хочет заключить с нами сделку. Но её не будет. На рассвете мы убьем ублюдка. Я убью. Лично.
Она подняла голову и отстранилась, сильно побледнела, впиваясь пальчиками мне в плечи, и я готов была вытащить свое сердце и положить ей в ладони именно за эту бледность. Потому что испугалась. За меня. За меня никто и никогда не боялся с тех пор, как я попал в плен и меня трахали все кому не лень. И меньше всего я ожидал увидеть этот страх в глазах русской девчонки.
– Послушай меня. Если я не вернусь сегодня, тебе нельзя здесь оставаться. Иди с Миро на юг. Он выведет тебя к твоим. Поняла?
Она отрицательно качнула головой и впилась тонкими пальцами в волосы
– Ты вернешься. Слышишь, Дани?! Ты обязательно вернешься ко мне. А я буду ждать тебя.
– Я постараюсь. Очень постараюсь, малышка. Но все же будь готова уйти немедленно. Если я не вернусь, ты найдешь у нас в палатке записку от меня, там будет сказано, где спрятаны твои документы. А теперь иди спать, Лиля, мне нужно побыть одному.
Но она не ушла. Так и простояла со мной до предрассветных сумерек. А потом помогала мне одеться и наносила краску мне на лицо. Не причитала и ни о чем не спрашивала. Только на прощание сказала, чтобы я помнила, что она ждет меня.
***
На рассвете мы вышли навстречу отряду самозванца. Ровно двадцать человек, вооруженных до зубов и измазанных темно-синей краской. Наши цыгане именно так выходили на поле боя, если не собирались заключать мир. Проклятый ублюдок поймет, что мы не примем его у себя. Для меня этот бой означал слишком много – у самозванца больше людей, и он занял Огнево, а это означало, что если я выиграю, то ..О, Боги! Я даже боялся думать. Думать о том, что вернусь в родные земли. Но я так же понимал, что этот бой может оказаться для меня последним.
По мере того, как мы приближались к отряду, разговоры стихали. Цыгане сжимали свои стволы и ножи, и хранили молчание. Я учил их не растрачивать энергию перед схваткой, уйти в себя и мысленно плясать победный танец на костях врага. И ни одной мысли о проигрыше. Мы возвращаемся только с победой, даже если она стоит нам жизни. Со мной были лишь приближенные, лишь те, кто знали обо мне все и готовы были умереть за наше дело, не задумываясь.
Отряд противника ждал нас на условленном месте, там, где снег всегда таял и обнажал теплую землю. Двадцать ублюдков, которые присягнули в верности подонку. Все на крутых тачках. Впереди их предводитель. Тот самый, который посмел называть себя Ману. В черной маске и черном длинной куртке он походил на самого черта во плоти. Мои люди не преувеличили, когда с
– Здравствуй, Лютый.
– Я тебе здравия не пожелаю!
Жаль, что он в маске. Я бы хотел видеть, как корежит его лицо от моих слов.
– Ману алмазов. Твой барон, цыган. Жду, когда преклонишь колени, но мое терпение не безгранично.
Я рассмеялся.
– Будь ты Ману Алмазовым, я бы приполз сюда на брюхе и не посмел поднять на тебя взгляд, но ты самозванец и гореть тебе за ложь в чертовой бездне, куда я тебя и отправлю. Настоящий Ману мертв!
Он даже не пошевелился и, когда его люди выхватили стволы, он поднял руку, и оружие опустилось.
– Я бы мог вырвать тебе язык за твою дерзость, а потом вздернуть на одном из этих деревьев, но я считаю, что ты в праве сомневаться. Вижу, ты вышел драться с нами. Твой боевой окрас ясно дал понять ваши намерения.
– А ты умен, но все же это не делает тебя настоящим. Ману был во сто крат умнее. Тебе не проехать на наши земли и уже не вернуться обратно. Ты сдохнешь здесь смертью лживого мерзавца, посмевшего назваться бароном.
Я ожидал, что именно сейчас его люди ринутся в бой, но они продолжали ждать указаний своего предводителя, который все так же невозмутимо стоял передо мной.
– Разве мы недостаточно потеряли в боях за нашу свободу? Разве мало нашей крови пролили проклятые захватчики, чтобы мы сейчас на радость им убивали и резали друг друга?
– Струсил? Так я и знал. Алмазов никогда бы не отказался от боя. Он бы заставил меня сожрать мой язык за оскорбление.
Я услышал смешок и невольно поежился. Страх просачивался мне под кожу невидимой паутиной.
– А кто сказал, что я не заставлю тебя это сделать?! Я лишь сказал, что не хочу, чтобы в этом бою умирали наши люди. Пусть он состоится между мной и тобой. И если тебе удастся убить меня, то я согласен, чтобы меня звали самозванцем посмертно даже мои верные воины.
– Не соглашайтесь. Он зверь. Он вероломен и опасен. Давайте мы разорвем их на части, Лютый.
– Тогда получится, что я струсил, а я никогда и ни перед кем не дрожал от страха. Я Даниил Алмазов и я приму этот вызов. И если он убьет меня, то на то воля Бога. Значит так тому и быть.
Я сделал шаг вперед.
– Я принимаю твой вызов. Пусть смерть рассудит нас.
– Либо ты признаешь меня своим бароном и преклонишь колени.
– Я лучше умру.
– Что ж, иногда даже самые сильные бывают глупы.
Я отметила, что самозванец слегка прихрамывает. Ему удается это скрывать, но не от меня. Возможно было раздроблено колено. Что ж, я буду бить тебя именно туда. Я так же двинулся ему навстречу.
– Не хочешь снять маску? Может быть, тогда я бы признал в тебе сына великого Алмазова.
– Ты признаешь, и для этого тебе не обязательно видеть мое лицо. Впрочем, перед смертью я, может быть, исполню твое желание.
– Либо я сам увижу лицо лжеца перед твоей.
– Возможно.
Бесстрастный и спокойный, как ледяная глыба. К черту страх, я убью его, или меня примут мои близкие на небесах! Выхватил нож и медленно двигался вокруг ублюдка, который даже не принял оборонительной позиции. Самоуверенный глупец. Недооценивает меня, потому что я младше. Самая распространенная ошибка.