Любопытство не порок
Шрифт:
Дом Жанны был освещен только на первом этаже. Я, немного не рассчитав скорость, остановившись, слегка ткнулась бампером в столб калитки. Сначала я вздрогнула, а потом даже немного повеселела. Когда еще представится такая возможность: удариться и наплевать на это?
Калитка, как и раньше, была не заперта, и я, дойдя до дома, позвонила в знакомый мне уже звонок.
Как и в прошлый раз, открыли мне не сразу. На пороге стоял Борис Иванович со стаканом чая в руке.
— Опять вы! — воскликнул он, впрочем, без особой радости и в голосе, и в лице. Обшарив глазами
— А ваш спутник в машине остался? — спросил он, не двигаясь с места.
— В машине никого нет, — сказала я. — Вы разрешите мне пройти?
Диванов помедлил, осмотрел меня снизу доверху и посторонился.
Я прошла в дом, и Диванов запер за мною дверь.
— С вами что-то случилось, голубушка? — продолжал спрашивать он, но я ему не ответила.
Я сняла свой перепачканный, а может быть, и порванный плащ — не было времени разглядывать — и повесила его на вешалку.
Сумочку я взяла в руку. Повернувшись к Диванову, я подождала, когда он догадается пригласить меня в холл.
В холле я увидела Жанну, сидящую на диване с сигаретой в руке.
— С вами что-то случилось? — вскочила она и пошла ко мне навстречу.
— Случилось, — кивнула я и, пройдя, села напротив нее, — мне нужно с вами поговорить.
Я открыла сумочку и, пошарив в ней рукой, достала сотовый, набрала номер, послушала и положила телефон рядом с собою на диван.
— Как всегда, занято, — пробормотала я. Диванов и Жанна молчали. Диванов прошел следом за мною и сел недалеко от Жанны.
— Здорово вы меня подставили, — сказала я, — можно сказать, артистически. Репетировали или случайно так получилось?
Жанна с Борисом Ивановичем переглянулись.
— Я вас не понимаю, Ольга, — сухо сказала Жанна, — вы хотите что-то сообщить, или опять будете говорить только одной вам понятные вещи?
— Говорить буду, — согласилась я, — и мы друг друга доймем. Мне так кажется.
Сделав еще одну паузу, я сказала:
— Как видите, Антону не удалось выбить меня из игры, хотя он старался…
— Вы это о чем? — резко спросил Борис Иванович. — Какая еще игра? Пока только играли вы: приехали, наговорили семь бочек арестантов, уехали, теперь вернулись… Я отказываюсь вас понимать.
— Вы знаете, я вас не понимаю тоже, — сокрушенно покачала я головой, — наверное, у вас это возрастное.
— Что? — чуть не подпрыгнул Борис Иванович. — Что у меня возрастное? Вы меня хотите оскорбить? Да я вас выгоню сейчас же отсюда. Нахалка!
Он не удержался, встал и заходил по холлу.
— Я здоров! — заявил он. — По всем тестам у меня организм работает так, что дай бог каждому!
— Может быть, а вот память вас подводит, — сказала я. — Со Спиридоновым Николаем Игнатьевичем вы напутали. Это от волнения, наверное, не иначе.
Диванов резко остановился и тихо спросил:
— А при чем здесь Спиридонов? Кто здесь говорит про Спиридонова?
— Я, — я пересела поудобнее и потерла лицо руками, но осторожно, чтобы остатки макияжа не загубить окончательно, мне еще в город возвращаться нужно будет, — я и говорю.
— Каким еще убийством? — почти шепотом переспросил Диванов и подошел ко мне ближе на шаг. Жанна сидела не шевелясь и казалась совершенно погруженной в свои мысли, но я чувствовала, что слушает она очень внимательно.
— Я про убийство Спиридонова. Про то, как убили Риту, мы поговорим позже.
Я замолчала и внимательно послушала возникшую тишину. Похоже, что в этом доме со мною никто не хочет разговаривать. Ну что ж, придется самой себя развлекать, авось потом и они подключатся.
— Вы сказали следователю, что Николай Игнатьевич напомнил вам про письмо которое он вам оставил, верно? — обратилась я к Диванову.
— Ну, — осторожно ответил он.
— А зачем, можете объяснить?
— Да что тут еще объяснять? — вскричал Диванов, теряя терпение, — сами все прекрасно знаете: он хотел, чтобы его опубликовали после его… — Диванов замолчал и уставился на меня.
— Да-да, — поддержала я его мысль, — он хотел, чтобы письмо опубликовали после его смерти, да вот только в этот день он приезжал ко мне, и мы договорились, что оно будет опубликовано. Так что напоминать вам о письме ему смысла не было. Оплошали вы немного, Борис Иванович. Признайтесь, Спиридонов сообразил, что выставка в «Арт-галерее» нужна только для того, чтобы украсть картину, принадлежащую Гринцпулю. Ведь Рита вычислила, что ее автор ван Хольмс, и вы решили ею завладеть. В общем-то прекрасная идея: организовать масенький пожарчик, без особого ущерба, достаточно того, чтобы сгорела только одна картина неизвестного автора. Только вот тут мы с моей коллегой по работе немного помешали. Да и сама Рита вдруг пошла против ваших планов…
Я обвела взглядом застывших, как изваяния, Жанну и Диванова и перевела дух.
— Это вы все сами придумали? — спросила меня Жанна, попыхивая сигаретой.
— Почему все, не все, кое-что, например, Антон подсказал, — я тоже наконец решилась закурить и, вынув из сумочки сигарету, положила сумочку рядом с собою на сотовый.
Прикурив, я продолжила:
— Вы позвонили ему по телефону, Борис Иванович, и приказали сбить мою машину, послав меня подальше в лес и точно указав ему место…
— Недоказуемо! — выкрикнул Диванов. — Все недоказуемо, я прошу вас уйти вон и больше не возвращаться сюда.
— Где Антон? — спросила вдруг Жанна.
— Антон со множественными переломами и с сотрясением мозга отправлен в больницу, немного неудачно поработал и вместо покушения на меня совершил фактически покушение на себя. Hо он успел сделать признания.
— Иди отсюда! — выкрикнул Диванов. — Тебе никто не поверит, а если и поверит, то тебе придется еще много чего доказывать!
— Мне ничего доказывать не нужно, — возразила я, — того, что я уже знаю, вполне достаточно для проведения следственных мероприятий. А я не думаю, что вы за один день успели куда-то далеко увезти и спрятать ван Хольмса. Найдут ведь.