Любовь длинною в жизнь
Шрифт:
Бен кивает, хмурясь.
— Хорошо. Если я понадоблюсь тебе, ты можешь набрать мне в любое время. Ты же знаешь это, так ведь? Я сразу прыгну в первый самолет.
— Так и сделаю, если что. — Я целую его в щеку, и он крепко обнимает меня в ответ, ласково поглаживая меня по спине. Вряд ли это можно назвать самым романтичным из всех существующих прощаний.
— Всего четыре дня. Это на самом деле не такой уж и большой срок. Я скоро увижу тебя, Кора. — Он стоит на подъездной дорожке и смотрит на то, как я уезжаю, махая мне вслед рукой. Я прямиком направляюсь на шоссе Пасифик-Кост, пока не достигаю Хермоса Бич, затем
Я чувствую себя намного, намного легче после этого. И пока не оказываюсь на борту самолета с сердцем, отчаянно ударяющимся о грудную клетку, словно кулак о кирпичную стену, наконец, понимаю, насколько было глупо то, что я сделала. Уже семь лет я не вызывала у себя рвоту.
Семь лет.
Булимия никогда не была для меня средством поддержания идеальной внешности. Это было связано с волнением от предстоящих событий и восстановлением контроля над собой. То, что я сейчас натворила, было необдуманным шагом на неизведанную территорию. Но самое пугающее во всем этом, что я даже не задумалась над своими действиями, когда решила сделать это. Мне сейчас двадцать девять лет. У меня есть хорошая работа. Красивый дом. Постоянный парень и стабильные отношения. Мне не следует вообще забивать голову мыслями о пищевом расстройстве, но это то, что делаю в данный момент, сижу в самолете, продрогшая до костей, и размышляю о том, стоит ли мне снова вызвать рвоту, когда я прилечу в Порт-Роял.
Курильщики возвращаются к выкуриванию пачки в день, когда они срываются. Алкоголики уходят в запой. Возможно, и я причиню себе серьезный вред и вновь угожу в больницу, если снова вернусь к старым привычкам. Но я не чувствую совершенно ничего, когда стараюсь думать об этом. Чувствую лишь... безразличие. Я испытываю единственный намек на эмоции, когда задумываюсь о том, как еду на взятой в прокат машине по старой улице крошечного городка моего детства и вижу все эти знакомые дома в колониальном стиле, огромные, аккуратно подстриженные газоны и лодки, стоящие на задних дворах. И в этот момент чувствую, что совершенно теряю контроль над моим телом.
— Мэм? Мэм, вы в порядке? Ваше дыхание внезапно участилось. — Тучная женщина с добрыми глазами сидит рядом со мной. Ее взгляд полон беспокойства, когда она пристально смотрит на меня через ее очки в огромной роговой оправе, которые родом из восьмидесятых. — Я обычно ничего не говорю, но вы ведете себя не спокойно и странно с того самого момента, как мы взлетели. Мне кажется, что вам совершенно не нравится происходящее. Вы боитесь летать? В этом все дело?
Я просто непонимающе пялюсь на нее в течение нескольких минут, пока ее слова не проникают в мое сознание.
— Да. Да, да, дело все том, что я боюсь летать. И становлюсь очень беспокойной.
Женщина понимающе кивает. Наклоняется ближе, тем самым словно прося меня сделать то же самое.
— Хочешь клонопина, милая? Я всегда принимаю его перед полетом. У меня есть в сумочке (прим. пер.: клонопин — оказывает успокаивающее, мышечно-расслабляющее, анксиолитическое и противосудорожное действие.).
Я хочу отказаться, полностью уверенная, что так и сделаю, но вдруг осознаю, что отвечаю кивком на ее предложение и протягиваю руку. Женщина в очках в роговой оправе кладет небольшие белые таблетки мне на ладонь. Я не понимаю, как
— Держи, милая. Тут шесть штук. Ты можешь взять их все, используешь в следующий раз. Но и не переусердствуй, принимай по одной. Не хочу отвечать за то, что ты можешь умереть во сне.
— О, я обещаю, что буду аккуратна. — Если бы я захотела покончить с собой, то предпочла бы сделать это так же, как моя мать. Я бы съехала с моста и покончила со всем дерьмом. В этом была бы какого-то рода симметрия. Но я не могу сказать ей этого. Я запомнила жизненный урок, что нельзя говорить людям все, что у тебя на душе, и не ждать, что они не будут сходить с ума по этому поводу.
Женщина, чье имя Марго, дает мне крошечную бутылочку с водой, что обычно раздают в самолетах, чтобы я могла запить эти таблетки, и затем на протяжении следующих тридцати минут она рассказывает мне про своих кошек. Никаких разговоров о детях, отсутствие которых она заменила пушистыми малышами, являющимися предметом ее безграничной гордости. Я же говорю ей о своей аллергии на кошек, что заставляет ее издать ужасный стон, словно она ставит себя на мое место, представляя, что не смогла бы прожить без своих пушистых котят, никогда больше не погладить их вновь.
— Бедная милая девочка, — говорит она. — А что насчет собак? С ними у тебя ладится?
Я чувствую, что должна возразить против употребления такого выражения, потому что это звучит так, будто она подразумевает под сказанным «заниматься сексом с собаками», но, в конце концов, не говорю ни слова (прим. пер.: тут игра слов с глаголом «do», который в разных словосочетаниях может обозначать различный перевод.). Марго бы точно не поняла этого, а я абсолютно не желаю обсуждать с ней секс и собак в одном предложении. Вместо этого просто говорю ей, что с собаками у меня все отлично, и что у моего парня есть немецкая овчарка. Хотя на самом деле у Бена нет собаки, но мне показалось, что соврать в данной ситуации, чтобы заполнить наш диалог, было как нельзя кстати.
Когда мы приземлились в Чарльстоне, я насочиняла столько всего про выдуманную собаку, что теперь на самом деле задумалась над тем, чтобы завести ее. Марго прощается со мной, когда мы спускаемся с самолета, и я оставляю ее позади, потому что поспешно направляюсь в офис, чтобы взять в прокат автомобиль. Новость о смерти моего отца застигла меня врасплох, поэтому я просто не успела заранее забронировать машину. Возможно, это действие клонопина или же тот факт, что я не хочу находиться здесь и подумываю о том, чтобы пустить свою машину с моста, но я выбираю самую мощную, невероятно дорогую и опасную — «Порше Кайен». Я еще ни разу прежде не водила ничего настолько показного или же глупого.
Каллан был всегда влюблен в машины. Пятнадцать лет назад он был бы счастлив прокатиться на этой малышке. Господи, наверное, у него есть нечто похожее сейчас. Время от времени кто-то произносит его имя. Читая статьи о нем, люди видят, что мы из одного города в Южной Каролине, и они отмечают это странное совпадение. Знаю ли я его? Общались ли мы, когда были детьми? Иногда я говорю им правду о том, что знаю его, что мы жили рядом и были соседями, если, конечно, они могут поверить в это. Но в большинстве случаев, я просто качаю головой и говорю им «нет», показывая, что не знакома с ним. И даже не знаю, кто он, черт побери, такой. Так проще. Так лучше.