Любовь это... Не для меня
Шрифт:
— Пятна… — она с трудом держится, видно, что глаза снова наполняются слезами. — Они… Они не отталкивают тебя?
Усмехаюсь и притягиваю ее к себе. Прижимаю спиной к груди, правда, ее попка теперь упирается… Или это мой стояк упирается в ее попку. Сути не меняет, но от этого новый разряд проходится по позвоночнику. Ей не очень комфортно и она ёрзает, стараясь найти удобное положение.
— Кнопка, ты издеваешься? — шиплю я. — Не ерзай, пожалуйста, я не железный. А ты слишком желанна.
От этих слов она замирает. Чем
— Как же я долго мечтал об этом, — так и говорю ей в макушку.
— О чем? — тихо спрашивает Люба.
— Вот так обнимать тебя, быть рядом. Иметь возможность разговаривать… Иметь возможность целовать, — и тут я понимаю, что наконец могу узнать причину, по которой она не хотела со мной встречаться. — Любаша?
— Мм?
— Ты можешь объяснить мне, почему ты не хотела со мной встретиться в реальной жизни? — она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
— Ты, правда, не понял?
— Правда, — она смотрит в глаза, словно пытается в них рассмотреть ложь. — Кнопочка, не смотри так, я, правда, не понимаю. Ты красивая как куколка. И личико, и фигурка. И душа, она у тебя тоже красива, — я улыбнулся.
— Но я же… пятнистая…
— Но это красиво и необычно — я обрисовываю кончиком пальца пятнышко на ее плече. Ее кожа покрывается мурашками. — Ты, наверное, замёрзла, — спохватился я.
Дотянуться до Любиных вещей, не нарушив наше положение, у меня не получится, поэтому я подбираю свою футболку-поло и натягиваю на Кареглазку.
— Так лучше?
— Да, спасибо, — ее голос дрогнул.
— Эй, Кнопочка, ты чего?
— Почему Кнопочка? — всхлипывая и стирая слёзы, спрашивает она.
— Помимо того, что ты маленькая? — усмехаюсь очевидной вещи. — В детстве дедушка мне часто читал Незнайку. Это была моя любимая книга. Он часто называл меня Пачкулини Пестрини стоило мне измазаться на улице, — это воспоминание вызывает у меня улыбку.
— Разве там был такой герой?
— Пачкуля Пестренький, друг Незнайки так назвал себя в Солнечном городе. Но больше всех мне нравилась Кнопочка, она была доброй и умной и с характером. А на картинке художник ее изобразил очень хорошенькой. Когда я тебя увидел, такую маленькую и красивую, то сразу назвал Кнопочкой. Своей Кнопочкой, — я поцеловал ее в макушку.
Люба
Я все ещё не могу поверить, что увидев меня, моё тело… Он не отвернулся, мало того, сказал, что это красиво. Когда он пальцем обрисовал одно из моих пятен, моя кожа покрывается мурашками. Эти ощущения были для меня совершенно новыми. Илья заботливо натянул на меня свою футболку, боясь, что я замерзла. И снова прижал к своей груди. Я чувствовала его возбуждение и это тоже не укладывалось в моей голове. Я искренне считала, что меня хотеть невозможно. Его забота затрагивает мою душу, отогревая ее. И я, не сдержав
— Эй, Кнопочка, ты чего?
— Почему Кнопочка? — вытирая слёзы, спрашиваю я.
Илья рассказывает, и я чувствую, что он улыбается. В его объятиях так хорошо и тепло. Я немного меняю положение, поворачиваюсь боком, прижимаюсь ухом к его груди и слушаю, как стучит его сердце. Сердце, в котором нашлось место для меня. Я кладу руку на его грудь и слегка поглаживаю. Его мышцы напрягаются под моими пальцами.
— Тебе неприятно? — я отдергиваю руку.
— Нет, — ухмыляется он. — Мне приятно, даже очень, — я прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку и возвращаю свою руку.
— Спасибо, — снова говорю очень тихо, но Илья все равно услышал.
— За что? — и я решаюсь на откровение.
— Я не родилась такой, пятна появились только в восьмом классе. И… В школе меня стали дразнить, называть "пятнистой" и это было самое… Приличное, что ли… Я закрылась тогда ото всех, это был мой способ выжить, — на этих словах чувствую, как крепче прижимает к себе меня Илья. — Тогда-то я и ушла в сеть, там общаться легче. А тело стала прятать. Я не верила, что кому-то могла… Понравиться такой…
— Моя маленькая, глупая Кнопочка, — он стал слегка покачивать меня, прижимая к себе. — Ты прекрасна. Для меня ты самая красивая. Знаешь, как говорят на востоке. Красота женщины в глазах влюбленного мужчины. А я люблю тебя.
— Не могу поверить, что это правда, — зажмуриваюсь, прижимаясь щекой к его теплой груди. — И что, ты не исчезнешь?
— Не дождешься, — усмехается, — Будь моя воля, ты была бы моей ещё осенью, а то и раньше. Сейчас я уже не отпущу.
— И не отпускай.
— И не отпущу, — он приподнял мою голову за подбородок и поцеловал. Нежно-нежно.
Когда поцелуй прервался, я снова была прижата к твердой груди. Нам не хотелось разрушать момент. Мы сидели на пирсе разговаривали, и любовались, как солнце играет бликами на воде, потихоньку спускалось к кромкам деревьев, оно вот-вот спрячется за лесом. С озера подул лёгкий ветерок, но покидать пирс мы и не думали. Я не знаю, в какой момент мои веки стали закрываться, видимо, стресс сегодняшнего дня сказался, и теперь, когда адреналин схлынул, накатила усталость и я погрузилась в сон.
59
Илья
Наверное, я мог бы просидеть так целую вечность, но в какой-то момент я понял, что Люба заснула. Ее голова лежала на моей груди, она так доверчиво ко мне прижималась. Я был счастлив. Сидел и улыбался как идиот. Стало темнеть, и я, подхватив свою кнопку на руки, пошёл в сторону дома. Вещи оставил, никуда не денутся.
Толкнул калитку и вошёл во двор. Сразу направился в дом, нужно было уложить Любашу. Она, кстати, даже не проснулась, только удобней устроилась и дальше засопела. Улыбнулся.