ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА
Шрифт:
— Можно мне подняться наверх за вещами? — спросило видение.
Только услыхав этот голос, я убедился, что передо мной не призрак, а живая Наоми.
— Да, конечно, конечно… но… — растерянно отвечал я и вдруг, невольно повысив голос, спросил: — Как ты открыла входную дверь?
— Как? Ключом!
— Ты же в прошлый раз оставила здесь ключ.
— У меня много ключей. — На ее румяных губах впервые вдруг мелькнула улыбка. Она бросила на меня чуть насмешливый взгляд. — Сейчас все объясню. Я заказала много ключей, так что без одного вполне могу обойтись.
— Однако меня это не устраивает. Если ты будешь часто приходить…
— Не бойтесь,
Затем… не знаю, сколько минут прошло. Я сидел в ателье на диване и ждал, когда Наоми спустится вниз. Прошло пять минут, полчаса или, может быть, час. Я перестал замечать течение времени. В моей душе жил только образ Наоми, оставивший чарующее и радостное впечатление, как бывает после прекрасной музыки, необычайно высокой, чистой, словно долетевшей из неземных священных пределов… Я уже не ощущал страсти, влюбленности. Душа была полна какого-то безграничного, неясного упоения. Сколько я ни думал, но сегодняшняя Наоми и та, другая, — грязная развратница, продажная женщина, которой мужчины дали мерзкое прозвище, — несовместимы. И такому человеку, как я, остается только преклоняться перед ней, обожать ее, она может быть только объектом моего благоговейного преклонения… Мне казалось, прикоснись она ко мне хотя бы кончиком своего белого пальчика, я испытал бы не радость, а трепет, страх… Как выразить читателям мое душевное состояние? Попробую объяснить…
Представьте себе человека, приехавшего из провинции в Токио и случайно встретившего родную дочь, давным-давно ушедшую из дому. Теперь она превратилась в блестящую городскую женщину и не узнала в грязном крестьянине своего отца. Отец узнал дочь, но их жизненные пути так разошлись, что он не решился подойти к ней и, потрясенный, — «Неужели это моя дочь?» — в смущении тихонько скрылся. Ему и грустно, и в то же время он рад за нее…
Или другой пример… Мужчину бросила невеста; прошли годы, и вот в один прекрасный день он стоит на пристани в Йокохаме и видит прибывающий пароход. На берег сходит толпа пассажиров. И вдруг он замечает в этой толпе ее. Значит, она вернулась из заграничного путешествия, думает он, но теперь уже не решается подойти к ней. Он по-прежнему беден, а она, судя по всему, уже не та простенькая девица, какой была когда-то, теперь она — элегантная женщина, привыкшая к роскоши Нью-Йорка и Парижа, их разделяет пропасть. В эти минуты он, брошенный ею, презирает себя и в то же время радуется, что ей так удивительно повезло…
Вряд ли я объяснил мое состояние достаточно ясно, но, в общем, я испытывал нечто сходное с такими переживаниями. До сих пор, сколько я ни старался стереть из памяти грязные пятна прошлого Наоми, казалось, они навсегда пристали к ней. Но сегодня вечером вместо этих пятен я увидел белоснежную, как у ангела, кожу, так что не хотелось даже вспоминать о былом, потому что теперь, напротив, это я чувствовал себя недостойным прикосновения хотя бы кончика ее пальца. Не сон ли это? Кто научил ее этому волшебству? Где усвоила она это колдовство? Она, всего несколько дней тому назад носившая грязное старое кимоно из дешевой ткани…
Топ-топ-топ… Снова раздались быстрые шаги по лестнице, и перед моими глазами возникли туфельки с блестящими пряжками.
— Дзёдзи-сан, на днях я приду еще раз. — Она стояла передо мной, но нас разделяло расстояние не меньше трех сяку, ее легкое, как ветерок, платье было от меня далеко. — Сегодня я взяла только несколько книг. Я не могу забрать сразу большие вещи. К тому же, я в таком виде…
Я уловил слабый аромат, который где-то уже слышал. О, этот аромат… он заставлял грезить о странных, фантастических садах в далеких чужих краях!.. Графиня Шлемская, учительница танцев, — это ее кожа источала такой аромат. Наоми душилась теперь такими же духами…
Наоми говорила какие-то слова, но я только кивал в ответ и бормотал что-то неясное. И даже когда силуэт Наоми растаял в ночной темноте, я все еще пытался уловить смутный, постепенно слабеющий аромат, какое-то время еще витавший в комнате, как будто пытался догнать исчезающее видение.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Из всего вышесказанного читатели, вероятно, угадали, что вскоре мы снова сошлись с Наоми. В этом нет ничего удивительного или странного, это случилось закономерно, читатели не ошиблись, но до этого было еще, сверх ожидания, много всяких переживаний. Я наделал еще много глупостей и перенес много бессмысленных страданий.
Вскоре мы с Наоми стали дружески разговаривать друг с другом. Вечером, на следующий день и все дальнейшие вечера Наоми приходила за какими-нибудь вещами. Войдя, она всегда поднималась на второй этаж и спускалась вниз с узелком, но в узелке всегда бывали завернуты какие-нибудь мелочи, и то только для вида.
— Что ты сегодня берешь? — спрашивал я.
— Это? Ничего особенного, пустяки, — звучал неопределенный ответ. — Пить хочется, не дадите ли чашку чая? — просила она и, садясь рядом, болтала минут двадцать — тридцать.
— Ты живешь где-то недалеко? — спросил я однажды вечером, когда, сидя за столом, мы пили чай.
— Почему вы об этом спрашиваете?
— А что, нельзя?
— Нет, почему же… Но зачем?… С какой целью?…
— Просто так… Из любопытства… Так где же ты живешь? Не хочешь сказать?
— Да, не хочу.
— Почему?
— Я не обязана удовлетворять ваше любопытство. Если вам так хочется это знать, что ж, устройте за мной слежку. У Дзёдзи-сана есть некоторый опыт по части сыска!
— Ну, это меня не настолько интересует. Просто я подумал, что ты, наверно, живешь где-то поблизости.
— Вот как? Почему вы решили?
— Так ведь ты каждый вечер приходишь за вещами!
— Если я прихожу каждый вечер, это вовсе не значит, что я живу близко. Существуют трамваи, автомобили!
— Значит, специально приезжаешь издалека?
— Может быть, — уклончиво сказала она и ловко перевела разговор: — Вам не нравится, что я прихожу так часто?
— Я этого не говорю… Даже если б не правилось, ты же все равно будешь являться…
— Вот это верно! Я — злая, если скажете, чтобы не приходила, нарочно буду приходить… Или, может быть, вы боитесь моих визитов?
— Пожалуй, да… до некоторой степени боюсь…
Она откинулась на спинку стула и, раскрыв свой пунцовый ротик, вдруг покатилась со смеху.
— Не бойтесь! Я не сделаю вам ничего дурного. Забудем прошлое, будем друзьями, просто друзьями, хорошо? Ведь это можно?
— Что-то ты странное говоришь…
— Что же тут странного? По-вашему, странно, если люди, которые были когда-то мужем и женой, станут друзьями? Вот это и есть старомодный, отсталый взгляд на вещи… Нет, правда, я совершенно не придаю значения прошлому. Я и теперь, если бы захотела, легко сумела бы увлечь Дзёдзи-сана, но я обещаю вам не делать этого. Мне жаль разрушать вашу решимость.