Любовь холоднее смерти
Шрифт:
Она достала градусник, недовольно на него посмотрела и торопливо стряхнула ртуть, опасаясь, что мать явится за результатами и увидит их.
«Тридцать восемь и три, давно такого не было. А чувствую себя на все тридцать девять. Только бы не уснуть… Не проспать звонок».
Еще с утра, почувствовав себя больной, она положила трубку к себе в постель и вызвалась в случае необходимости звать мать к телефону. Но единственный звонок был от Лиды. «Наверное, из-за него у меня и температура подскочила, – вяло раздумывала Света, закрывая горящие веки. В висках глухо и туго пульсировала кровь. – Главное – не заснуть…»
Но она все-таки уснула, точнее –
Ей показалось, что она распахнула глаза – на самом деле девушке с великим трудом удалось их приоткрыть. Где-то под одеялом звонил телефон. Она пошарила вокруг в постели непослушными руками (которые все еще немного были плавниками) и наконец неловко ухватила трубку.
– Да… – сказала она. – Это ты? Я спала…
– В такое время? Знаешь, который час?
– Я болею… – Света нашла глазами будильник на столе и удивилась тому, что проспала два часа кряду. Время близилось к четырем пополудни. – Где ты?
– На улице. Тоже, кажется, простудился…
Его голос и в самом деле звучал как-то странно. Сергей как будто выбирал слова, опасаясь лишний раз утруждать горло.
– Мы же двойняшки, – пробормотала Света. – У нас все пополам…
– Свет… – глухо сказал он. – Я ведь был в ЗАГСе. Только что оттуда вышел.
Она взъерошила мокрые волосы, села, прижимая к груди одеяло. Остатки бреда растаяли полностью. Никакие розовые стены больше не проступали сквозь привычные обои, никакие серебряные глаза не следили за ней с потолка. Реальностью была сбитая на сторону постель, трубка в руке, четыре часа пополудни. И голос брата.
– Что? – коротко спросила она. – Выкладывай!
Она сказала себе, что знает ответ, прежде чем услышала его. Что знала ответ, даже когда изо всех сил убеждала себя, что ничего не знает и знать не хочет. А когда услышала, то ответила не сразу…
– Сперва они сказали, что не могут в такие короткие сроки выдать копию, – говорил брат. – Ни за деньги, ни без них. Я вцепился, как бульдог, врал уж не помню что, просил сделать хотя бы ксерокопию – все равно, просил порыться для меня в архиве. Говорил, что мне обязательно нужно знать, как выглядит мое свидетельство о рождении… Тетка приняла меня за психа… – Он нервно вздохнул: – Потом я все-таки пошел в архив. Там сидела душевная девушка, с ней было полегче. Я показал ей деньги, она обиделась. Тогда я сказал, что принесу конфеты и коньяк, и она ответила, что не откажется. Я сбегал в магазин, а когда вернулся, она уже все нашла
Она блаженно откинулась на подушку. Голова слегка кружилась, спину ломило, но все это уже ничего не значило. Ей стало легко и хорошо, как будто жар спал, а постель была сухой, прохладной, только что застеленной…
– Прихожу в себя, – сказала она после паузы. – А ты?
– Еще не могу… Как же так?..
– Не начинай заново, – предупредила сестра. – И немедленно отнеси на помойку все старое барахло, которое собрал в том дворе. Обезьяну тоже.
– Но Светка!
– Это НЕ НАША ОБЕЗЬЯНА! – отчеканила она таким тоном, что брат немедленно умолк.
В комнату встревоженно заглянула мать, но, увидев Свету с телефоном в руке, успокоилась:
– Я-то думала, у тебя бред.
– Все в порядке, мам, – нарочно громко ответила Света. – Сделай мне чаю. Пожалуйста, – добавила она неожиданно для себя. Когда дверь закрылась, она снова накинулась на брата: – Теперь-то ты вернешься домой? Теперь ты все выяснил, что мог? Всем вымотал нервы, довел отца до иппохондрии, меня простудил…
– Ты сама простудилась, а я…
– Молчи! – безжалостно рявкнула она и тут же схватилась за больное горло. – Ох… Возвращайся немедленно, чтобы не выглядеть еще глупее! Это переходит все границы! Я долго тебе потакала, но больше не буду! Если хочешь загреметь в психушку – ради бога, но без меня, слышишь! Без меня!
– Но как же мои воспоминания! – Он говорил так жалко и убито, что она слегка поостыла. – Куда я их дену? Тоже на помойку отнести? Я помню двор, и лестницу, и женщину!
– И ее глаза!
– Да! И обезьяну, и…
– Наши ночные горшки!
– Да, и горшки! – Судя по голосу, он чуть не плакал. – А ты вспомнила розовую комнату. Сама же вспомнила, тебя никто за язык не тянул!
– Иди ты к черту! – посоветовала сестра. – И можешь прихватить с собой Лидку – она, оказывается, весьма тобой впечатлилась и желает пообщаться! Классный предлог забраться в квартиру и допросить саму хозяйку! Не желаешь воспользоваться?
– Не пори ерунды!
– Не веришь? Она ждет твоего зонка в десять вечера! Так и сказала!
Сергей помедлил и сообщил, что если сестра его наколола, то горько об этом пожалеет. С него на сегодня хватит разочарований.
Лида вернулась, когда Вера Сергеевна сметала в совок осколки стекла, тут и там рассыпанные по коридору.
– Он безбожно с меня содрал, – первым делом сообщила она. – Погоди… Я сейчас.
Она высыпала стекло в ведро и отряхнула руки, с беспокойством поглядывая на девушку.
– Ты такая бледная… Все переживаешь из-за звонка? Я бы на твоем месте не мучилась. Видишь ли, я все обдумала как следует и пришла к выводу, что это все-таки был твой Алеша.
– Да? – Лида медленно разматывала шарф. – И на каких основаниях вы сделали такой вывод?
– Ты говоришь со мной так, будто я в чем-то виновата, – возмутилась хозяйка. Впрочем, ее возмущение было не очень искренним – где-то под ним сквозило чувство вины. – Я ведь не обязана быть твоим секретарем.
– Вы слишком мало слышали его голос, и уже слишком давно… Могли обознаться… Да все уже сказано, – Лида махнула рукой. – Вера Сергеевна, теперь речь о другом. Вы сможете узнать тот голос, если этот человек позвонит еще раз?