Любовь и честь
Шрифт:
– Этот роскошный пир устроен не по распоряжению Рэдалфа. Я не вижу необходимости для подобной ерунды вроде серебряных подсвечников или вот этого глупого обряда, – проворчал Бэрд, отсылая прочь слугу, поднесшего ему серебряные тазик и кувшин, чтобы вымыть руки. – У меня нет желания благоухать, как цветок. Я – воин, а не баба.
– Это всего лишь знак гостеприимства, – ответил Вильям Криспин, – когда хозяин заботится о своих гостях со всей присущей ему учтивостью. Тебе, Бэрд, следовало бы сменить не подобающую торжеству одежду.
– Я не благородный лорд, – возразил Бэрд, – а всего лишь капитан охраны,
Решив, что лучший ответ на дремучее хамство Бэрда – не обращать на него внимания, Вильям Криспин наклонился вперед, чтобы заговорить с Эланом, сидевшим по правую руку от него между Самирой и Бэрдом.
– Сэр Люкас, леди Самира рассказала мне, что вы входите в число солдат ее отца в Асколи и что вы знаменитый воин. Мне хотелось бы услышать рассказ о сражениях, в которых вы участвовали.
– Мне тоже, – буркнул Бэрд. – По крайней мере, это будет интересно послушать. Расскажите нам, где вы воевали и каким оружием пользуются в дальних странах.
Не зная, насколько Бэрд и Вильям Криспин осведомлены о войнах в Италии, Элан говорил осторожно, не вдаваясь в подробности, упоминая только о самом распространенном оружии. Рассказывая, он ощущал, что Бэрд не перестает наблюдать за ним, и стал тревожиться, не узнал ли его верный соглядатай барона или же просто подумал, что где-то встречал раньше.
– Моего деда ваши рассказы очень бы заинтересовали, – заметил Вильям Криспин, когда Элан кончил говорить. – Как жалко, что вы завтра нас покидаете, до возвращения барона Рэдалфа.
– Когда путешествуешь, хватит и ночи, чтобы сделать привал, – пробурчал Бэрд, поднося к губам чашу с вином. – Что мне особенно хотелось бы знать, так это зачем вы вообще сюда приехали. Почему вы решили остановиться в Бэннингфорде? – Глаза его над краем чаши вызывающе смотрели на Элана.
– Это из-за меня, – вмешалась Самира, не дав Элану открыть рот. – Я так жутко замерзла и так устала, что мои добрые слуги побоялись, что я заболею, если не передохну.
– Мне так и сказали. – Бэрд замолчал, продолжая подозрительно наблюдать за непрошеными гостями. Сидевший рядом с ним Элан крепче сжал рукоятку своего ножа, которым резал мясо. Если понадобится, он может стать надежным оружием. Как собака, вцепившаяся в кость, Бэрд снова вернулся к своему дознанию. Он учуял в появлении чужестранцев что-то неладное.
– А почему вы ехали мимо Бэннингфорда? Что здесь такого привлекательного?
– Простите меня за прямоту, но ничего особенно привлекательного в этом замке нет, – отвечала Самира, обольстительно улыбнувшись сначала Вильяму Криспину, а потом Бэрду. – Просто он оказался у нас на пути.
– На пути куда? – не отставал дотошный Бэрд, и Элан встревожился, не забыла ли Самира придуманную ими историю.
Но он должен был знать, что она слишком уверена в себе, чтобы растеряться и сказать нечто неубедительное.
– Моя покойная бабушка была шотландской принцессой, – гордо объявила она, – потомком священной памяти короля Дункана. Перед своей смертью в Асколи, где она прожила много лет, будучи замужем за моим дедушкой, эта благородная дама заставила меня поклясться,
– Меня удивляет, что вы по дороге останавливаетесь не в церковных приютах, а в замках, – сказал Бэрд.
– Вообще-то, – откликнулся Элан, поняв, что настала пора ему вмешаться, – мы именно это и делаем: как раз собирались провести эту ночь в аббатстве Святого Юстина.
– Вот и надо было ехать туда, – схамил Бэрд. – Это недалеко.
– Я не мог рисковать здоровьем миледи, раз она плохо себя чувствовала.
– Чепуха!
Элана не удивило, что такой дикарь, как Бэрд, презирает их, заботящихся о здоровье женщин, которых он и за людей не считал. Увлекшись едой, Бэрд наконец угомонился и перестал вести свое дознание. Элан услышал, как Самира тихо беседует с Вильямом Криспином: юноша просил, чтобы она обращалась к нему по имени, так, как зовут Уилла все его друзья.
– Только моя мать почему-то упрямо зовет меня Вильям Криспин, – заметил он.
Зная настойчивость Самиры, Элан не сомневался: она сделает все возможное, чтобы выведать у молодого лорда, что ему известно и может стать полезным для осуществления их дерзкого замысла. Элан не прерывал беседы молодых людей, а лишь внимательно слушал, и вскоре ему стало ясно, что юный Уилл верил совсем в другое объяснение давних трагических событий, ничего общего не имеющее с воспоминаниями Элана.
– Я знаю лишь одно, – отвечал Уилл на осторожные вопросы Самиры, – что мой отец злодейски убит человеком, который называл себя его другом, а сам был влюблен в мою мать.
– О Боже, – ужаснулась Самира. – Каким страшным потрясением должна была стать потеря мужа для вашей матушки.
– Отец скончался на руках моей матери, – сказал Уилл. – Потом она замкнулась в своей печали и больше не покидала отведенных ей покоев. Джоанна очень любила мужа. По-моему, она и сейчас его любит. Когда я посещаю мать, то часто нахожу ее молящейся, и уверен, что она молит Господа за упокой его невинной души.
Элан не мог дальше слушать Уилла – так ему стало тяжело. Кто рассказал сыну Криспина эту лживую историю – узнать было невозможно, хотя подозрения падали со всей очевидностью на вероломного и хитрого Рэдалфа. Оставалось только надеяться, что Джоанна не верит в эту ложь. Тогда почему же она скрывает правду от сына, если только знает ее?
«Так много вопросов, – думал он. – Почему, почему, почему? У кого есть на них ответы? У Джоанны? У Рэдалфа? У Бэрда? Узнал ли меня Бэрд? И если узнал, хватит ли у него выдержки это до поры скрыть?»
Вильям Криспин, Бэрд и Роэз не сомневались, что их гости покинут Бэннингфорд на следующий день. Носами гости, успешно проникнув в замок, собирались остаться еще на второй день и ночь, надеясь к тому времени разведать все, что им нужно, а самое главное – узнать, кто является настоящим убийцей Криспина. А в завершение всего освободить из заточения Джоанну. Поиски истины должны были начаться с Джоанны.