Любовь и дружба и другие произведения
Шрифт:
Лаура
Лаура — Марианне
Как дочь моей ближайшей подруги, Вы, полагаю, имеете право знать грустную историю моей жизни, которую Ваша мать так часто упрашивала меня рассказать Вам.
Отец мой родом из Ирландии и жил в Уэльсе; матушка была дочерью шотландского пэра и итальянской певички; родилась я в Испании, а образование получила в женском монастыре во Франции. Когда мне исполнилось восемнадцать, отец призвал меня возвратиться под родительский кров, в Уэльс. Дом наш находился в одном из самых живописных уголков долины Аска. Хотя сейчас из-за перенесенных невзгод красота моя уже не та, что прежде, в молодости я была очень хороша собой, однако покладистым нравом не отличалась. Я обладала всеми достоинствами своего пола. В монастыре всегда успевала лучше остальных, успехов для своего возраста добивалась неслыханных, и в очень скором времени превзошла своих учителей.
Я была средоточием всех мыслимых добродетелей, являя собой пример добропорядочности и благородства.
Единственным моим недостатком (если это можно назвать недостатком) была излишняя чувствительность к малейшим неприятностям моих друзей и знакомых, в особенности же — к неприятностям моим собственным. Увы! Как все изменилось! Хотя сейчас собственные мои злоключения действуют на меня ничуть не меньше, чем раньше, несчастья других ничуть меня более не волнуют. Слабеют и мои многочисленные способности: я уже не в состоянии ни столь же хорошо петь, ни столь же изящно танцевать, как когда-то, — Minuet de la cour я забыла напрочь.
Прощайте.
Лаура
Лаура — Марианне
Круг нашего общения был невелик: ни с кем, кроме Вашей матери, мы не встречались. Быть может, она уже рассказывала Вам, что после смерти родителей, находившихся в весьма стесненных обстоятельствах, она вынуждена была перебраться в Уэльс. Там-то и зародилась наша дружба. Изабелле шел тогда двадцать первый год, и (между нами говоря), хотя была она недурна собой и весьма обходительна, в ней не было и сотой доли той красоты и тех способностей, коими обладала я. Изабелла, правда, повидала мир. Два года она проучилась в одном из лучших лондонских пансионов, две недели провела в Бате и однажды вечером даже ужинала в Саутгемптоне.
— Лаура, — не раз говаривала она мне, — остерегайся бесцветной суетности и праздного мотовства английской столицы. Держись подальше от скоротечных удовольствий Бата и от вонючей рыбы Саутгемптона.
— Увы, — восклицала я в ответ! — Как, скажи на милость, избежать тех пороков, которые никогда не встретятся на моем пути? Велика ли вероятность того, что мне удастся вкусить праздную жизнь Лондона, удовольствия Бата или попробовать вонючую рыбу Саутгемптона?! Мне, которой суждено попусту растратить дни моей юности и красоты в скромном коттедже в долине Аска?
Ах! Тогда я и помыслить не могла, что скоро я сменю скромный родительский дом на призрачные светские удовольствия.
Прощайте.
Лаура
Лаура — Марианне
Однажды, поздним декабрьским вечером, когда отец, матушка и я сидели у камина, мы вдруг, к нашему величайшему изумлению, услышали громкий стук в дверь нашего скромного сельского жилища.
Мой отец вздрогнул.
— Что там за шум? — спросил он.
— Похоже, кто-то громко стучит в нашу дверь, — отвечала матушка.
— В самом деле?! — вскричала я.
— И я того же мнения, — сказал отец, — шум, вне всяких сомнений, вызван неслыханно сильными ударами в нашу ветхую дверь.
— Да! — воскликнула я. — Сдается мне, кто-то стучится к нам в поисках пристанища.
— Это уже другой вопрос, — возразил он. — Мы не должны делать вид, что знаем, по какой причине к нам стучатся, хотя в том, что кто-то и в самом делестучится в дверь, я почти убежден.
Тут второй оглушительный удар в дверь прервал моего отца на полуслове и немало встревожил матушку и меня.
— А не стоит ли пойти посмотреть, кто там? — сказала матушка. — Слуг ведь нет.
— Пожалуй, — ответила я.
— Разумеется, — добавил отец, — совершенно согласен.
— Так пойдемте? — сказала матушка.
— Чем скорей, тем лучше, — откликнулся отец.
— О, давайте не терять времени понапрасну! — вскричала я.
Тем временем третий удар, еще более мощный, чем два предыдущих, разнесся по всему дому.
— Я убеждена, что кто-то стучится в дверь, — сказала матушка.
— Похоже на то, — сказал отец.
— По-моему, вернулись слуги, — сказала я. — Мне кажется, я слышу, как Мэри идет к дверям.
— И слава Богу! — вскричал отец. — Мне уже давно не терпится узнать, кто это к нам пожаловал.
Мои догадки полностью подтвердились. Не прошло и нескольких мгновений, как в комнату вошла Мэри и сообщила, что к нам стучатся молодой джентльмен и его слуга; они сбились с пути, замерзли и умоляют пустить их обогреться у огня.
— Неужто вы их не впустите? — спросила я.
— Ты не возражаешь, дорогая? — спросил отец.
— Конечно нет, — отвечала матушка.
Не дожидаясь дальнейших распоряжений, Мэри немедленно покинула комнату и вскоре вернулась с самым красивым и приветливым молодым человеком, какого мне когда-нибудь приходилось лицезреть. Слугу же она отвела к себе.
На мою тонкую натуру уже и без того произвели сильнейшее впечатление страдания незадачливого незнакомца, поэтому, стоило мне встретиться с ним глазами, как я ощутила, что от этого человека будет зависеть счастье или несчастье всей моей жизни.
Прощайте.
Лаура
Лаура — Марианне
Благородный молодой человек сообщил нам, что зовут его Линдсей, — руководствуясь собственными соображениями, однако, впредь я буду называть его «Тэлбот». Он поведал, что его отец — английский баронет, что мать умерла много лет назад и что у него есть сестра весьма средних способностей.
— Мой отец, — продолжал он, — подлый и корыстный негодяй — об этом я говорю только вам, своим ближайшим, самым преданным друзьям. Ваши добродетели, мой любезный Полидор, — продолжал он, обращаясь к моему отцу, — и ваши, дорогая Клавдия, и ваши, моя прелестная Лаура, позволяют мне всецело вам довериться.