Любовь и кое-что еще
Шрифт:
– Почему его так зовут?
– Михал Михалыч он.
– А Будда?
– Ну тут все приземленней. Будду так прозвали за то, что ему что ни предложи: будешь? Он всегда говорит: буду.
– Как интеллектуально.
– На самом деле хороший мужик.
– Поверю на слово.
На стоянке я позорно отправилась спать в тень, потому что сил не было, а солнце жарило. Петя, кстати, последовал моему примеру. Проснувшись, мы приготовили поесть, а потом отправились в поселок на поиски Михмиха.
Дорога шла вдоль моря, каждая лагуна была отделена входившими
– Этот мир затягивает тебя быстрее, чем я думал.
– А что в нем такого плохого, собственно?
– Это мир мнимой свободы, Мань. Здесь девиз: живи, как хочешь, только другим не мешай. И простор для этого «как хочешь» такой, что мама не горюй.
– Это ты про чертей, что лезть начнут?
– Про них, родимых. Только здесь этим чертям рады, обнимают их, за стол сажают и говорят: кушайте, дорогие, меня большой ложкой на завтрак, обед и ужин.
– Мутно как-то звучит.
– Да это словами не объяснить, нужно прочувствовать. И трудно потом собраться заново, и жить дальше. Они считают себя свободными, Мань, но на самом деле, они просто одиноки и запуганы.
На этом наш диалог закончился, мы вышли на плато, на котором расположился деревянный дом. Это оказался магазин и бар с верандой, заставленной скамейками и столами, а также беседкой, где тоже стояли столы. Сейчас все это гудело от голосов разного люда, а я старалась меньше пялиться, до того колоритные персонажи вокруг были.
Петя, взяв меня за руку, провел в магазин, продавщица оказалась обычной такой женщиной лет сорока пяти с замученным лицом. Михмих, как оказалось, жил в одном из небольших домиков, стоящих за магазином. Мы отправились туда.
– Михмих, дома? – крикнул Петя, оставив меня у забора, а сам ловко чрез него перепрыгнув.
На нашу удачу, из двери тут же выглянул небольшой пузатый мужчина с усами. Выглядел он весьма комично, но я уже ничему не удивлялась.
– Слушаю вас внимательно, – посмотрел на Петю, тот, ловко пихнув его в домик, скрылся следом. Через пять минут высунулся и махнул мне рукой.
– Обойди дом, там калитка, – сказав, скрылся внутри.
Переступив порог, я замерла, наблюдая комичную картину. Домик был маленький, тут уместилась только кровать, шкаф, стол, на котором в углу стояла электрическая плитка, да пара стульев. У дальней стены дверь, скорее всего, в санузел. На столе стояла бутылка водки, которую Петя только что купил в магазине, и два граненых стакана. Из закуски хлеб и сыр. Уже неплохо.
– Леди пьет? – задал вопрос Михмих. Петя отрицательно покачал головой, а мне стало обидно.
– Пью, – ответила и уселась на стул под изумленным Петиным взглядом.
– Наш человек, – ответил Михмих, разливая водку по стаканам. Себе налил почти половину, мне плеснул на донышке.
– Может, не стоит, Мань? – неуверенно спросил Петя, я, хмыкнув, выдохнула и залпом опрокинула в себя водку.
В горле защипало, в нос ударил резкий неприятных запах. Боже мой, я сейчас заплачу, кажется. Водку пила один раз, и мне не понравилось. Так чего тогда полезла? Нет, плакать не буду. Просто умру.
– Глаза открой, – услышала Петин голос.
Последовав совету, почувствовала острую необходимость выдохнуть, что и сделала, а потом схватила сыр и запихала в рот. За всем этим делом не заметила, как Михмих успел опрокинуть свои полстакана.
– На самом деле, – продолжил колобок, как мысленно я его назвала, – большая часть легенд откровенное фуфло. Просто байки, притом неоригинальные. Вот тебя интересует сухая щель… Почему она так называется? Потому что такой не была, и родник был рекой, доходил до самого моря. А потом все пересохло, и ее так назвали. А изначально название было другое.
– И какое? – спросил Петя, наблюдая, как Михмих разливает.
– Пастушье ущелье, туда пастухи коров и овец водили. И место, где родник сейчас, называли пастуший дом. Ну будем.
Мы с Михмихом выпили. В этот раз плакать или умирать не хотелось. Хотелось просто блевать. Кто вообще водку придумал? Почему-то в голове всплыл ответ: Менделеев. Интересно, так или нет? Что-то вряд ли, как мне кажется. Когда он жил, а сколько уже на Руси пьют… Правда, тогда это была не водка, то есть официально не водка…
– Маня, – позвал меня Петя, я перевела на него осоловелый взгляд, не понимая, чего он хочет. Оказывается, мы уходим. После второго стакана я потеряла связь с миром. На воздухе легче не стало, меня штормило будь здоров, но Петя неумолимо тянул за собой.
Смеркалось, веранда и беседка были полны гомонящих людей, кто-то играл на гитаре и пел.
– Давай послушаем, – затормозила я, и, вырвав руку из Петиной, рванула в беседку.
Поющий сидел на скамейке у выхода, выглядел колоритно: невысокий, худощавый, лет тридцати, тёмные волосы небрежно торчат в разные стороны, в ухе большая серьга. Голос у него был необычный, но что-то в его манере и подаче неуловимо влекло, заставляя слушать. Петя встал у выхода, скрестив на груди руки и взирал на происходящее со смирением. Допев песню, гитарист встал и подошёл к нам.
– Доброе утро, Смолов, – пожал Пете руку, я только глазами захлопала.
– Доброе, Ветер.
– Какими судьбами?
– Да так, проездом, – разговаривая, мы вышли из беседки и встали в стороне, Петя протянул парню сигарету, тот, закурив, покосился на меня.
– Фанатку вот тебе привёз, – хмыкнул Петя, – не смогла пройти мимо. Это Маня, это Саша Ветер.
– Маня, смотрю, готова к свершениям.
– А то. Ты здесь надолго?
Ветер вдруг вздохнул, нахмурившись. Потом пожал плечами.