Любовь и корона
Шрифт:
— А как же Владимир? — встрепенулась Анна. — Он тоже приглашен?
— Он ничего не скажет. Я обещаю тебе, — строго сказал барон.
— Иван Иванович! Вы слишком добры ко мне. Я не стою ваших хлопот!
— Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И ты будешь счастлива. Даю тебе слово барона Корфа. Слово, в котором еще никто не мог усомниться!
И не благодари меня, все мои старания для тебя — лишь малая часть того, что я должен отдать твоим заслугам и таланту.
— Но… — хотела возразить Анна.
— Более
Он прошел близко от Владимира и не заметил его. Владимир на мгновение задержал дыхание и с трудом подавил волнение, с новой силой всколыхнувшее его душу. Отец, что же это такое, отец?! Дождавшись, когда барон пройдет, Владимир резко распахнул дверь в залу и вошел. Анна, игравшая в одиночестве какую-то музыкальную пиеску и что-то напевавшая вполголоса, резко оборвала свое музицирование.
— Что же вы прекратили петь?
Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга, — ожесточенно бросил ей Владимир.
— Иван Иванович разрешил мне… — Анна поднялась уйти.
— Стоять! — зарычал Владимир. — Разве я сказал, что ты свободна? У меня для вас есть поручение, сударыня.
И я надеюсь, не должен напоминать, что вы обязаны выполнять мои поручения. Все мои поручения!
— Конечно, что прикажете, — Анна поклонилась ему.
Владимир заметил, как аккуратно и со вкусом сделана ее прическа — волосок к волоску и такие прелестные завитки на висках!.. И от этого его раздражение усилились сверх всякой меры.
— Мои сапоги отвратительно вычищены, — грубо сказал он. — Идите и надрайте их! Так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение.
— Это все?
— Нет, — не унимался Владимир. — После сбегайте в лавку Мойшеса за бутылкой шампанского.
— Я могу идти, мой господин? — Анна не поднимала глаз, и все ее существо выражало лишь одно — безропотность и покорность.
— Извольте, — издевательски проронил Владимир сквозь зубы, глядя, как Анна медленно складывает ноты на крышке рояля и выходит из залы'.
Владимир самодовольно улыбнулся и подошел к столику, на котором лежало оставленное отцом письмо от Оболенского. Он едва удержался от желания разорвать этот листок — свидетельство неминуемого позора его семьи. В этот момент вернулся барон, и в руках отца Владимир увидел прямоугольный футляр — в таких обычно хранят украшения. Глаза Владимира недобро блеснули.
Барон с недоумением огляделся по сторонам.
— Владимир! Ты дома? А где Анна?
Она же только что была здесь.
— Я отправил ее по делам, — Владимир цинично засмеялся.
— Что еще за дела? — вздрогнул барон.
— Я приказал ей купить мне шампанского. Хочу банкетировать несколько приятных событий, которыми был отмечен прошедший день.
— Послушай, неужели нельзя было послать за вином кого-нибудь из слуг, — в голосе отца Владимиру почудилась нервность, но он пропустил эти признаки мимо ушей. Он упивался своей победой над Анной.
— А она и есть служанка!
— Не в этом доме. Скажи, чтобы за ней послали, пусть вернется. Она должна готовиться к сегодняшнему вечеру.
— Скажите, отец, зачем вам это нужно? — Владимир посмотрел на отца прямо, в упор.
— У Анны — редкий талант, — барон не отвел взгляда и не смягчил тона. — Такой дар нужно развивать.
— Так пусть поет себе в крепостном театре, чтобы услаждать слух хозяев!
На балу ей совершенно не место, и вам не следовало привозить ее в Петербург, отец! — голос Владимира зазвенел от негодования.
— Как ты смеешь судить мои поступки! — прикрикнул на него барон и добавил не терпящим возражения тоном:
— Мне очень жаль, Владимир, что ты все понимаешь превратно. А посему прошу тебя сейчас же оставить меня!..
И проследи, чтобы Анна немедленно вернулась. Я буду ждать ее здесь, сейчас!
Владимир опустил глаза, отрешенно кивнул и вышел из залы. Дав распоряжение одному из слуг найти Анну, он бросился к себе и запер комнату на ключ. Оставшись один, Владимир рухнул на постель, как был — в одежде, и зарычал с неистовой, но невероятным усилием воли подавленной злобой. Будь ты проклята, актерка, девка! Не-на-вижу!..
Когда Анна снова вошла в гостиную, барон стоял у окна, выглядывая кого-то во дворе. Заслышав легкие шаги, Иван Иванович обернулся с улыбкой ласковой и немного виноватой. Барон чувствовал неловкость за самоуправство Владимира, но развивать эту тему не стал. В глазах Анны он уловил мольбу о снисхождении, и ее благородство, как всегда, поразило и укротило его. Барон вздохнул и знаком подозвал Анну к себе.
— Аннушка, вот взгляни, одна вещица, — барон подал Анне черный футляр, который держал в руках. — Она непременно принесет тебе удачу сегодня вечером.
— Какое красивое!
Анна растерялась — на бархате переливалось алмазами дивной красоты колье с особым орнаментом переплетения в рисунке золотой оправы.
— Я хочу, чтобы ты надела его на сегодняшнее выступление, — ласково сказал Корф-старший, вынимая колье из футляра и надевая его Анне на шею.
— Оно же стоит целое состояние!
Мне, право, неловко, — прошептала Анна.
Она хотела еще что-то возразить, но взгляд ее случайно упал за окно. Там, во дворе особняка Корфа, выходил из коляски стройный молодой офицер — тот самый, что встретился ей утром, когда она поднимала с мостовой упавшую у проходящей дамы розу. Он очень понравился Анне — смелый, решительный и вместе с тем, такой обходительный и романтичный…