Любовь и лейкопалстырь
Шрифт:
– Это хорошая мысль, мистер Хеслоп. Вот только существует одно препятствие…
– Какое?
– У моей дочери нет жениха, и я не знаю, как мне объявить о ее помолвке?
Полицейский обернулся к Фрэнсису, который воскликнул:
– Но мистер О'Миллой, вы же дали обещание!
– Потише, молодой человек, потише! Я всего лишь сказал, что у меня на этот счет сложилось благоприятное мнение.
Бетти сразу же приняла сторону Фрэнсиса:
– Вы совершенно невозможны, Пэтрик О'Миллой!
– Бетти, брак – это серьезная вещь, и
– Жаль, что вы не сказали это тридцать лет назад: если бы я хорошо подумала, то, безусловно, не оказалась бы здесь.
– Бетти, вы – неблагодарный человек!
– А вы – ирландская заноза!
Хеслоп поднялся.
– Извините, что напрасно побеспокоил вас, мистер О'Миллой. Мне показалось, что вы обо всем договорились с мистером Бессеттом, поэтому я и обратился к вам за помощью. Давайте забудем об этом.
И затем к Фрэнсису:
– Не знаю, как мы теперь доберемся до Клайва Лимсея?
Пэтрик, обрадовавшись, что стал предметом общего внимания, решил быть более сговорчивым.
– Присядьте, инспектор Хеслоп. Я ведь не сказал, что отказываю мистеру Бессетту, но такое предложение не делается, как на ярмарке. Предположим, если мистер Бессетт согласится прийти к семи вечера, мы могли бы поговорить как следует… Я одел бы костюм и побрился… Короче говоря, я хочу, чтобы все было как следует!
Старый разбойник улыбался, довольный произведенным впечатлением. Фрэнсис поспешил его заверить, что он будет ровно в семь. О'Миллой ответил, что он и жена будут ждать его. Хеслоп ничего не сказал, но в душе пожалел Бессетта из-за будущего тестя. Расстались они почти друзьями, и Бетти пообещала полицейскому помочь в борьбе с Клайвом Лимсеем, поскольку сам О'Миллой не дал никаких обещаний до тех пор, пока не состоится официальная помолвка.
В восемнадцать часов Фрэнсис был уже дома, чтобы одеться как того требовал Пэтрик О'Миллой. Он прихватил с собой даже перчатки. Чтобы по пути ничего не случилось, он взял такси до Спарлипг Стрит. Таким образом вся улица узнала, что в доме у ирландцев происходит нечто необычное. С замирающим сердцем Фрэнсис постучал в дверь, понимая, что сейчас, переступив через этот порог, ему придется либо отказаться от Морин, либо получить ее в законные жены.
Пэтрик сидел на своем обычном месте. Его шею сдавливал целлулоидный воротник, который оттопыривал мочки больших ушей, а волосы были аккуратно зачесаны и пахли одеколоном. Бетти была в том же платье, что и в тот день, когда она принимала Бессетта. Ирландец строго осмотрел Фрэнсиса и довольно что-то проворчал. Особенное впечатление произвели на него перчатки. Он встал и церемонно произнес:
– Извольте присесть, мистер Бессетт.
Фрэнсис подчинился.
– Не хотите ли чаю?
Гость поспешил ответить, что он с удовольствием согласится на все, что ему предложат. С позволения супруга, ставшая необыкновенно важной Бетти разлила чай по чашкам, и они его молча выпили.
– Значит, мистер Бессетт, вы зашли повидать нас?
– Разумеется, мистер О'Миллой.
– Это очень любезно с вашей стороны.
– Почему?
– Молодежь не часто заходит к старикам, правда, Бетти?
– Пэтрик, сейчас не время для клоунады! Мистер Бессетт пришел не для того, чтобы выслушивать эти глупости! Может мне стоит напомнить, что он пришел из-за Морин?
О'Миллой разыграл удивление и разочарование.
– Из-за Морин? Ну вот, Бетти, вы развеяли все мои иллюзии. А я подумал, что… Морин еще не вернулась, мистер Бессетт.
– Знаю.
– Если это так, тогда зачем же вы пришли?
Бетти, цвет лица которой из розового медленно становился пунцовым, поднялась и тряхнула супруга за плечо.
– Вы, дикарь из Югхелла, зачем вы мучаете этого парня?
– Неужели я его мучаю?
– Ради Иисуса, который умер распятым на Кресте, прекратите это, Пэтрик О'Миллой, потому что из-за вас я сойду с ума и закончу свои дни в больнице для умалишенных! И это за тридцать лет самопожертвования!
– Бетти, вы, как всегда, преувеличиваете!
– Нет, я не преувеличиваю! Перед Господом Богом – я говорю чистую правду! Будь я проклята, если вру!
Но эти клятвы не произвели никакого впечатления на ирландца, который лишь добавил:
– Моя бедная Бетти, вам все равно гореть в вечном Огне.
– Мне?
– Да, как и всем еретикам.
Фрэнсис не знал, рассмеяться ему или рассердиться. Бедная мисс О'Миллой, несмотря на то, что всегда служила мишенью для шуток супруга, продолжала воспринимать их серьезно. Она была простым человеком и не привыкла к ирландскому юмору. Бетти опять села на свой стул.
– Вера таких людей, как вы, не может быть истинной, Пэтрик О'Миллой!… И, кроме того, вы – бессовестный человек, если оскорбляете меня перед будущим зятем!
– Будущим зятем?
– Вот именно! Мистер Бессетт смотрит на вас с отвращением, но все же ждет, когда вы отдадите ему руку дочери!
– Но он еще не просил ее!
Фрэнсис сразу же восполнил этот недостаток. Он поднялся и официальним топом сказал:
– Мистер О'Миллой, я имею честь просить руки вашей дочери, Морин О'Миллой, которую я люблю и которая любит меня.
– То, что вы ее любите – это ваше дело, но нужно еще посмотреть, любит ли она вас?!
От неожиданности и Бессетт упал на стул.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что не всегда следует верить тому, что говорят женщины.
– Морин не похожа на других!
– В этом есть доля правды, поскольку она – моя дочь!
Бетти крикнула со своего места:
– Может быть, она – и моя дочь?
– Ладно, ладно, Бетти. Я согласен с тем, что вы тоже имеете к ней отношение, но она – прежде всего из семьи О'Миллой!