Любовь и страхи Марии
Шрифт:
У Гринфельда с утра, как обычно, не было пациентов. Его посетители зачастую страдали бессонницей, и Гринфельд не назначал прием в первой половине дня. Сам же рано являлся в свой кабинет почитать истории болезни, посмотреть журналы как медицинские, так и порнографические. В это утро он никого не ждал. Мария явилась без предупреждения, но она, несомненно, всегда была желанной гостьей. Выглядела только очень взволнованно. Они поздоровались.
– Что с тобой, Маша? Ты не заболела? – заботливо спросил Гринфельд.
– Тебе никто не
– Нет… Ты о чем? – Психиатр пристально посмотрел на нее, кое-какие симптомы отклонения от нормы были налицо. Удивительно, он всегда считал, что Марии никогда не удастся приблизиться к безумию. Его это даже немного огорчало. Моменты безумия бывают в жизни каждого человека, и именно в такие моменты он прозревает самые сокровенные тайны бытия и собственной души.
– Да ни о чем, – тем временем отвечала ему Мария. – Если придет один, высокий такой бугай, зовут Миша, ты его лучше не пускай.
Она предупредила Гринфельда, понадеявшись на то, что все-таки у него сохранились остатки благоразумия.
Мария наконец села. Она действительно чувствовала себя так, как будто была больна. Кружилась голова. Мария потерла кончиками пальцев виски. Гринфельд посмотрел на нее участливо, открыл ящик стола и из-под кипы журналов достал блистер анальгина. Налил воды. Мария не отказалась от лекарства. Гринфельд сел рядом и обнял Марию. Она, к удивлению психиатра, даже не попыталась снять его руку с плеча.
– Что ты говоришь? Кого не пускать?.. Ничего не понимаю, какой Миша? Почему не пускать? Ты в порядке?
– Послушай, это все бред, не воспринимай меня всерьез. А у тебя есть в кабинете какой-нибудь топор или палка? Что-нибудь такое, чем можно ударить?
– Зачем? – Лицо Гринфельда в этот момент выглядело крайне изумленным.
– Ну, чтобы защищаться… Он ведь может нагрянуть в любую минуту. Ты не представляешь, что это за человек!
Гринфельд внимательно посмотрел на Марию. Он уже оценивал степень ее сумасшествия.
– Так, бред преследования… Вижу, проклятый японец так и не вернул голову на место… – зло пробормотал Гринфельд.
Что он мог сейчас сделать для этой женщины? С ней явно что-то было не так. Ну не госпитализировать же ее! Гринфельду лучше других было известно, в каких условиях содержатся пациенты Кащенко. Конечно, можно положить ее в дорогую частную клинику…
– Нет-нет, я в полном порядке. Справку сделал?
Несколько дней назад она просила его об одной небольшой услуге. Гринфельд тогда не придал этому значения, а сейчас взглянул на Марию подозрительно: зачем ей нужна эта бумажка?
Тем не менее справку Гринфельд ей отдал.
– А где тут написано, что мне разрешается купить газовый пистолет? – Мария пробежалась взглядом по строчкам.
– Вот. Ношение оружия. Это то же самое… Но меня теперь интересует, зачем тебе понадобился пистолет? Маша, скажи, пожалуйста, зачем вдруг тебе потребовалось оружие? – Он посмотрел на нее внимательно, стараясь, чтобы голос звучал как можно более мягко.
Мария растерянно взглянула на него:
– Как это «зачем пистолет»?
– Дай-ка, кстати, на минутку справочку…
Гринфельд потянулся за бумажкой, но Мария, поняв, что он хочет совсем забрать ее, торопливо опустила справку в сумочку. Щелкнул замок, сумочка прижата к груди. Только сейчас она отскочила от Гринфельда.
– Меня хотят убить. Я серьезно, Аркаша. Меня кто-то хочет убить!
– Ловко ты… Сначала выманила у меня справку, а теперь рассказываешь о своих фобиях? – Гринфельд был растерян. Он все-таки опасался того, что у Марии какие-то психические отклонения…
– А ты не предполагаешь, что видишь меня живой в последний раз?.. – Она посмотрела на него так выразительно, что Гринфельд понял: перед ним точно стояла его пациентка.
В этом уже можно было не сомневаться. Как легко сходят с ума жители больших городов! Начинается все с легкого расстройства адаптации, потом переходит в более серьезное депрессивное состояние. Самое страшное, что они не идут к психоаналитикам, психотерапевтам и психиатрам. Они считают это чем-то постыдным, а между тем это же цивилизованный подход. Гринфельда всегда возмущал взгляд обывателя на психологические проблемы. Но Мария сама врач, да, детский, но она же изучала в медицинском институте психиатрию, хоть и не так глубоко, как он сам: могла бы заметить у себя отклонения… На его отклонения намекала прозрачно, а о своих маниях и фобиях ничего не ведала? Хотя… хотя и сами психиатры порой впадают в депрессию, страдают маниями и фобиями. Что уж говорить об одинокой женщине-педиатре? Он с сожалением посмотрел на Марию. Но она лишь усмехнулась:
– Я предупредила тебя, Гринфельд. А сейчас – пока. Спасибо огромное за справку. Что бы я без тебя делала?
Мария ушла, оставив Гринфельда думать над диагнозом женщины, которую он любил. Он даже записал кое-какие симптомы, но без подробной беседы трудно поставить даже первичный диагноз, а назначить лечение еще сложнее. Сейчас он бы с большим удовольствием дал Марии рецепт на какой-нибудь нейролептик, чем справку о том, что она психически здорова. За это он как раз не мог бы поручиться.
«Хорошо, если я ошибаюсь, – размышлял Гринфельд, – хотя… Черт возьми, если я ошибаюсь, значит, Мария действительно в опасности!» Он вспомнил, как напугал Марию тогда, в кафе. Вспомнил – и сам испугался. Как это могло произойти? Он не отдавал себе отчета в том, что говорил… Некоторые случайно выдают сокровенное, другие впадают в безумие от излишней скрытности. В состоянии безумия можно совершить все, что угодно, и потом, придя в себя, не помнить об этом. В его практике были такие пациенты. Они многие годы таили странные и страшные желания и потом калечили людей, которых любили. В человеке живет и добро, и зло…