Любовь и страхи Марии

Резник Эдуард Григорьевич

– Это Аркадий Гринфельд, – посмотрев на своего спутника, сказала Мария.

– Очень приятно, – хмуро ответил Соколов.

– А что с вашим ребенком? – осведомился Гринфельд, листая, между тем, винную карту, которую снова подбросил на стол официант…

– Ничего особенного.

Гринфельд просмотрел меню и сделал заказ, при этом непринужденно перебросился шутками с молодым человеком. Перед ним вскоре стоял бокал красного вина.

– Знаешь, ты как-то изменилась, – обратился Гринфельд к Марии.

– Просто

мы давно не виделись.

– Вот посмотри на свои руки. Видишь? Они дрожат. А ты еще молодая женщина, и у тебя нет серьезных заболеваний, которые могли бы эту дрожь спровоцировать. Это признак какого-то беспокойства. Тебя что-то тревожит!

– Да, но я не хотела бы об этом сейчас говорить, – запротестовала Мария, испуганно посмотрев на Гринфельда.

– А ты все-таки скажи, – настаивал психиатр.

– Но она же сказала, что не хочет! – вмешался в их перепалку Соколов.

Мария и психиатр переглянулись.

– Ну не хочет, так не хочет… Тогда я не знаю, о чем говорить. – Тут ему принесли салат, но он нахмурился и отодвинул его в сторону.

– Давайте поговорим о чем-нибудь отвлеченном, – предложила Мария. Ее диктофон уже был поставлен на запись, но пока что ничего особенно подозрительного не прозвучало.

Тихо играла музыка – звучала испанская гитара. Красивая мелодия, на которую никто из собеседников не обращал внимания. Все в напряжении. Иностранцы за дальним столиком шумно разговаривали, смеялись, делали снимки.

– О чем? – очнулся Гринфельд. – О чем отвлеченном мы можем поговорить? О приземлениях на Марс?

– Ну, о чем-нибудь… психологическом… Ты ведь психиатр? Мне, например, было бы интересно узнать что-нибудь о глубинах человеческой психики…

Под столом Мария толкнула ногой Гринфельда. Он быстро бросил взгляд на Марию. В полумраке ресторана она выглядела даже привлекательно. С утра к нему в офис влетела старуха. Сейчас перед ним сидела симпатичная женщина, в красивой бордовой блузке, только брюки выглядели немного нелепо, он никогда не видел, чтобы Мария носила брюки.

Гринфельд растерянно произнес:

– Что ж… Действительно, глубины таят в себе… много…

Окинув еще раз взглядом Марию, он продолжил более уверенно:

– Например, я убежден, что в природе каждого мужчины – подавлять женщину. Это его биологическая роль. Как бы цивилизация нас ни развивала – все равно мы приматы.

Мария бросила на Гринфельда одобрительный взгляд. Но в ту же секунду ее одобрение сменилось растерянностью, ибо она, взглянув на Соколова, заметила, что тот зевнул. Соколов не слушал болтовню Гринфельда. Он смотрел на то, как повар готовил шашлыки для них. Он проголодался и очень устал. Александр успел переодеться, принял обезболивающее, но чувствовал себя после позавчерашних приключений отвратительно. Интересовала его только женщина, сидевшая рядом, и, пожалуй, еда. А Гринфельд, не замечая безразличия Соколова, говорил самозабвенно:

– Всякий мужчина стремится к победе над женщиной! Причем именно с помощью насилия… Это инстинкт. Поймать, стреножить, овладеть…

Умничанье Гринфельда уже не так напугало Марию, как в летнем кафе, когда она слышала эту теорию из его уст впервые. Ее беспокоило то, что Соколову, похоже, не было никакого дела до психиатра. Мария толкнула его ногой под столом. Александр встрепенулся, потер и поморщил лоб. Он даже не сразу сообразил, что от него требуется. Мария толкнула его еще раз.

– Ну и жара тут у них, правда?.. – вступил в разговор Соколов.

Он действительно ничего не слышал. Психиатр старался напрасно. Мария поморщилась: что-то не получалось у нее организовать очную ставку. Гринфельд тоже с трудом находил слова.

– Вот именно! – произнес Гринфельд.

Оба мужчины беспомощно посмотрели на Марию.

– Ваш заказ. – Официант преподнес им шашлыки так, словно баранина, зажаренная на огне, была неимоверной ценностью. Соколов вздохнул тоскливо, но к мясу сразу не притронулся. Он ждал «указаний» Марии, хоть бы уж намекнула, что нужно говорить. Гринфельд был похож на хорохорившегося петуха.

– Да, мужчина любит помучить женщину… – уныло сказал Соколов, вопросительно посмотрев на Марию – ему требовалось «согласовать» реплику.

Мария кивнула ему удовлетворенно.

– Да! – загорелся Гринфельд. – Признайтесь, вы ведь чувствуете в себе эту потребность?

– А как же? Я же мужчина! Примат! Вот тебе разве не хочется кого-нибудь придушить?

– Мне? Нет! С чего вы взяли? – удивленно развел руками Гринфельд.

Мария нахмурилась: все вроде бы шло по плану, но каков будет результат этой игры?

– Не знаю… Мне кажется, тебе этого хочется. Придушить какую-нибудь женщину… К примеру, Марию, – прищурившись, сказал Александр.

– Мне? Придушить? Марию? – Гринфельд выглядел возмущенным: с чего этот мужлан взял, что ему хочется убить Марию?

– А чего?

Мария опустила глаза.

– Да с чего вы взяли эту ерунду!

– Да это, брат мой, не ерунда! За это, брат мой, тебя повесить мало, – сказал Соколов и угрюмо посмотрел на собеседника.

– Меня?.. – Гринфельд явно растерялся.

В чем его могли обвинять? Гринфельд вдруг понял, что здесь, в этом маленьком ресторане, между тремя людьми происходит что-то странное и важное, но только что? Он не знал. Соколов ему не внушал доверия. Перед ним сидел какой-то невнятный тип. Такой может оказаться и убийцей, и мелким мошенником. Вряд ли это добропорядочный гражданин и заботливый отец. Гринфельд понял, что этому человеку тоже нравится Мария…

– Вы предлагаете повесить меня? – Он жестко посмотрел прямо в глаза Соколову.