Любовь и Тьма
Шрифт:
— Моя мать в отъезде, поэтому ужинать будем одни, — сказала Ирэне, ведя Франсиско по внутренней лестнице на третий этаж.
Здесь все утопало в тишине и полутьме: сюда не доставали огни второго этажа, не долетали звуки, льющиеся из динамиков «Божьей воли». К этому времени посетители ушли, а обитатели вернулись в свои комнаты; в укутанном причудливыми тенями доме воцарился покой. Пышнотелая великолепная Роса встретила их широко улыбаясь. Она питала слабость к этому смуглому юноше, который радостно приветствовал ее, отпускал в ее адрес шуточки и, казалось, готов был по-детски схватиться с ней и повалить на пол. Он был ей ближе и понятней, чем Густаво Моранте, хотя, конечно, ее барышне — он не пара Вот уже несколько месяцев, как они знакомы, а он постоянно появляется в одних и тех же серых вельветовых брюках и туфлях на каучуковой подошве, — жаль, конечно. Встречают ведь по одежке, подумала она но тут же, вспомнив вторую часть поговорки, поправилась: а провожают — по уму. Прежде чем исчезнуть на кухне, она посоветовала:
— Ирэне, включи свет!
Оформление гостиной было хорошо
— Что отмечаем? — спросил он.
— Что повезло остаться в живых, — без улыбки отозвалась его подруга.
Он молча посмотрел на нее и еще раз отметил про себя, что в ней что-то изменилось. Он глядел, как она дрожащей рукой наливала в бокалы вино: она была не накрашена, и на лице застыла печаль. Он решил выждать время и потом спросить у нее, что же все-таки случилось, а пока перебирал пластинки и выбрал, наконец, старое танго. Он поставил пластинку, и их слуха коснулся ни на кого не похожий голос Гарделя [45] полувековой давности. Взявшись за руки, они молча слушали его, пока не вошла Роса и не сказала, что ужин накрыт в столовой.
45
Гардель Карлос (1890–1935) — аргентинский актер, певец. Приобрел в Латинской Америке большую популярность исполнением народных песен; был прозван «Королем танго» (танго появилось в Буэнос-Айресе в начале 80-х гг. прошлого века).
— Побудь пока здесь, — попросила его Ирэне и, потушив свет, вышла.
Она вскоре вернулась с канделябром на пять свечей: в белой тунике, при свете свечей, бросавших на ее волосы металлические отсветы, она казалась видением из прошлого века Она торжественно повела Франсиско по коридору в просторную комнату, бывшую некогда спальней и перестроенную ныне в столовую. Мебель была излишне громоздкой, но, благодаря безошибочному вкусу Беатрис Алькантары, выход был найден: стены покрасили огненно-красной краской, ярко контрастировавшей со столовым хрусталем и белой обивкой стульев. Единственная картина представляла собой натюрморт фламандской школы — луковицы, связки чеснока, в углу ружье и три подвешенных за лапы бедных фазана.
— Не смотри на нее долго, а то увидишь кошмарный сон, — посоветовала Ирэне.
Довольный тем, что остался с Ирэне наедине, Франсиско произнес про себя тост в честь отсутствия Беатрис и Жениха Смерти.
— А теперь, дорогая моя, расскажи мне, что это ты такая грустная.
— Потому что до сих пор жила, как во сне, и теперь боюсь проснуться.
Ирэне Бельтран, единственная дочь зажиточных родителей, была отзывчивой девочкой, но ее оберегали не только от внешнего мира, а даже от волнений собственного сердца Захваливание, нежности, ласки, английский колледж для девочек, католический университет, большая осторожность в дозировании новостей в прессе и по телевидению: в мире столько зла и насилия, лучше держать ее в неведении, еще натерпится потом, это неизбежно, но пусть у нее будет счастливое детство, спи, доченька, мама охраняет твой сон. Породистые собаки, сад, клуб верховой езды, зимой — лыжи, пляж — всё лето; уроки танцев, чтобы выработать грацию, а то ходит, подпрыгивая, и на диване разваливается, словно ее сводит судорогой; Беатрис, оставь ее в покое, не мучай. Это необходимо, мы должны ее воспитывать и развивать: радиография позвоночника, очистка кожи, визит к психологу, потому что во вторник ей приснились болотные привидения и она проснулась с криком. Ты сам виноват, Эусебио, все балуешь ее частыми подарками — французские духи, кружевные блузки, украшения совсем не к лицу девочке ее возраста Нет, Беатрис, во всем виновата ты с твоей бестактностью и недалекостью; даже ее психоаналитик сказал, что Ирэне носит лохмотья, чтобы тебе досадить. Мы из кожи вон лезли, чтобы дать ей воспитание и образование, а посмотри, что вышло: сумасбродная девица, которая над всеми насмехается, — она бросает музыку и живопись и начинает заниматься журналистикой, эта профессия мне не по нраву, она больше подходит для лоботрясов, у нее нет никаких перспектив, она может быть даже опасной. Ладно, дорогая, нам, по крайней мере, удалось сделать ее счастливой: у нее легкий характер и благородное сердце, — немного везучести, и она счастливо доживет до замужества, а потом, когда столкнется с жизнью лицом к лицу, сможет, по крайней мере, сказать: родители подарили мне много счастливых лет. Но ты ушел, Эусебио — будь ты проклят! — бросил нас раньше, чем она выросла, а сейчас я не знаю, за что хвататься, словно на тонущем корабле, — беда просачивается во все дыры, тянет ко дну, а я ничего не могу сделать, чтобы остановить ее, с каждым днем все труднее оградить Ирэне от зла, аминь. Посмотри на ее глаза! Она всегда отводит их в сторону; из-за этого Роса говорит, что Ирэне долго не проживет и сейчас словно прощается. Посмотри внимательней, Эусебио, в них появилась тень, словно мрак на дне колодца; где ты, Эусебио?..
Ирэне поняла глубину взаимной ненависти родителей намного раньше, чем они думали. В детстве она ночами не смыкала глаз, глядя в потолок, прислушиваясь к нескончаемому потоку упреков, и чувствовала, как неописуемая тоска охватывает все ее существо. Ей мешали спать бесконечные разговоры по телефону — со всхлипами, — когда мать секретничала с подругами. Звуки заглушали закрытая дверь и собственная тоска Она не понимала смысла слов, но воображение подсказывало ей их значение. Она знала, что мать говорит об отце. Она засыпала, только когда слышала, что машина отца въезжает в гараж и он отпирает ключом дверь: тут мучивший ее кошмар уходил, дыхание становилось легким, веки смыкались, и она засыпала Входя к ней в комнату, чтобы поцеловать на ночь, Эусебио Бельтран видел, что дочь спит, и спокойно уходил, считая, что она живет счастливо. Она стала подмечать незначительные признаки, по которым поняла, что в один прекрасный день отец уйдет, и в конце концов это случилось. В этой жизни ее отец был пешеходом: всегда в дороге, все — на ходу, ни минуты покоя; взгляд устремлен вдаль; во время беседы он мог резко сменить тему разговора спрашивал и не слушал ответа. Только с ней он был спокойным и внимательным. Ирэне была единственным существом, которое он любил: если бы не она он ушел бы на несколько лет раньше. Он был рядом с ней, когда в ней стали проявляться первые признаки женщины; он же купил ей первый бюстгальтер, нейлоновые чулки, туфли на каблуках и рассказал ей, как появляются дети; Ирэне поразил его рассказ: она не могла себе представить, как могли заниматься этим два ненавидящих друг друга человека, чтобы произвести ее на свет.
Со временем она поняла: этот обожаемый ею человек мог быть деспотичным и жестоким. Он постоянно донимал жену, замечая каждую морщину и лишний килограмм веса: Беатрис, ты заметила, как смотрит на тебя шофер? Ты, дорогая, в пролетарском вкусе.
Оказавшись между двух огней, она стала судьей в их нескончаемых пикировках. Почему бы вам не пойти на мировую, и мы бы отметили это пирожными, — умоляла она. Ее сердце склонялось в пользу отца: ее отношения с матерью были омрачены духом соперничества Беатрис, видя, что ее дочь приобрела формы, стала занижать свой возраст. Господи, порой вырывалось у матери, сделай так, чтобы она никогда не вырастала.
В девочке рано пробудилась страсть к жизни. В двенадцать лет, несмотря на то что выглядела моложе, она уже чувствовала внутреннее волнение, жаждала приключений. Зачастую эти мятежные чувства нарушали ее сон, и днем она была взвинчена до предела. Жадная до чтения, она, вопреки цензурной опеке со стороны матери, глотала книги без разбора, а те, что не должны были попадаться на глаза Беатрис, — читала по ночам, накрывшись с головой одеялом, при свете фонарика Так ей удалось узнать больше, чем обычно знает девочка ее круга, а отсутствие опыта дополнялось романтическими фантазиями.
В тог день, когда новорожденный выпал из слухового окна, Эусебио Бельтран и его супруга были в отъезде. С тех пор прошли годы, но Роса и Ирэне будут помнить об этом всегда Шофер заехал за девочкой в колледж, привез домой и оставил ее у дверей сада, ему предстояло выполнить другие поручения. Дождь шел весь день, зимнее небо заволокло свинцом, на улицах начали зажигаться фонари. Увидев свой погруженный в полумрак дом без единого огонька, Ирэне вздрогнула от страха вокруг стояла тишина Она отперла дверь своим ключом и была удивлена, что Роса не ждет ее, как обычно, а из динамика не доносятся громкие звуки передаваемого в шесть вечера радиоромана Она положила книги на столик у входа и, не включая света, пошла по коридору. Смутное и ужасное предчувствие толкало ее вперед. Прижимаясь к стене, она шла на цыпочках, мысленно призывая Росу. В гостиной, в столовой, на кухне никого не было. Не осмеливаясь идти дальше, она остановилась, прислушиваясь к стучавшему в груди, как барабан, сердцу, и так простояла, не дыша, боясь пошевелиться, почти до самого возвращения шофера Она пыталась убедить себя, что бояться нечего: няня, быть может, вышла или спустилась в подвал. Но как никогда, она почувствовала себя одинокой в этом доме: растерянность мешала ясно мыслить. Время шло, ноги стали подгибаться, и она в конце концов опустилась на корточки, потом, сжавшись в комок, забилась в уголок. Почувствовав, как у нее начинают замерзать ноги, она поняла, что отопление не включено, и тогда ей показалось, что случилось нечто ужасное: Роса всегда очень серьезно относилась к своим обязанностям. Решив выяснить, что же произошло, она потихоньку двинулась вперед и тут впервые услышала плач. Все в ней напряглось, страх исчез, и любопытство привечо ее в подсобные помещения, где ей запрещено было даже показываться. Там были водогреи, помещение дпя стирки и глажки, винный погребок и кладовка В конце коридора была комната Росы, откуда и доносился приглушенный плач. Широко распахнув глаза, ощущая, как от волнения в висках молоточками стучит кровь, она направилась туда Полоски света из-под двери не было видно, и ее фантазия рисовала душераздирающие картины. Запрещенное чтиво обрушило на нее сцены ужаса и насилия: в дом пробрались разбойники, а Роса лежит на кровати с глубокой ножевой раной в горле; ее пожирают убежавшие из подвала крысы-людоеды; связанная по рукам и ногам Роса осквернена безумцем, — она читала про такое в книжонке, одолженной ей шофером. Войдя, она увидела то, чего никогда не могла бы себе представить.
Осторожно отодвинув защелку, Ирэне медленно налегла на дверь. Она вытянула руку, нащупала на стене выключатель и зажгла свет. На секунду ослепнув, она увидела Росу, ее необъятную и любимую Росу: она полулежала на стуле, подол платья был поднят до пояса, а обтянутые шерстяными чулками толстые смуглые ноги были в крови до самых колен. Голова была запрокинута назад, а лицо обезображено страданием. На полу, у ее ног, лежало красноватое месиво, опутанное сизой перекрученной кишкой.
Увидев ее, Роса дернулась, тщетно пытаясь прикрыть свой живот и встать.