Любовь и зависимость
Шрифт:
Основываясь на анализе алкоголя Ричарда Блума, мы можем выработать набор критериев для определения того, будет ли вещество использоваться аддиктив-ным или неаддиктивным образом в определенной культуре. Если наркотик употребляется в связи с предписанными паттернами поведения и традиционными общественными обычаями и регуляцией, он вряд ли создаст большие проблемы. Если, с другой стороны, либо употребление, либо контроль за наркотиком введен без уважения к существующим институциям и культурной практике, и он ассоциируется либо с политическим подавлением, либо с мятежом, будут выражены паттерны чрезмерного или асоциального употребления.
Блум сопоставляет американских индейцев, у которых хронический алкоголизм развился вслед за разрушением их культуры белыми людьми, с тремя греческими деревнями, где питье настолько полностью интегрировано в традиционный способ жизни, что алкоголизм вообще не представляется
То же верно и для опиатов. В Индии, где опиум давно выращивался и использовался в народной медицине, никогда не стояла проблема опиума. В Китае, однако, куда наркотик импортировался арабскими или британскими торговцами и где он ассоциировался с колониальной эксплуатацией, его употребление вышло из-под контроля. Но даже в Китае опиум не стал такой деструктивной силой, как в Америке. Привезенный в Америку китайскими чернорабочими в 1850-х, опиум быстро привился, сначала в форме морфиновых инъекций раненым солдатам во время гражданской войны, а потом в открытой медицине. Тем не менее, в соответствии с расчетом Исбелла и Соннедекера, доктора и фармацевты не смотрели на опиатную ад-дикцию как на проблему, отличную от других химических зависимостей, до наступления тех двух десятилетий между 1890 и 1909, когда импорт опиума драматически возрос. Это случилось в тот период, когда из морфина был произведен самый концентрированный опиат — героин. С этих пор наркотическая аддикция в Америке выросла до беспрецедентных величин, несмотря на — или, возможно, частично благодаря им — наши определенные попытки запретить опиаты.
Вера в аддикцию поощряет восприимчивость к аддикции. В "Аддикции и опиатах" Алфред Линдесмит утверждает, что аддикция более регулярно становится последствием употребления героина сейчас, чем в 19 веке, из-за того, как он считает, что люди теперь "знают", чего от него ожидать. В этом случае, такое новое знание опасная вещь. Представление о том, что можно стать аддиктом наркотика, особенно героина, было привнесено в умы людей общественным обсуждением этой идеи. Убедив людей, что существует такая вещь, как физиологическая зависимость, что есть наркотики, которые могут захватить контроль над разумом и телом, общество сделало для них более легким делом отдать себя во власть наркотика. Другими словами, американская концепция наркотической аддикции — это не только ошибочная интерпретация фактов, она сама является частью проблемы . Ее последствия простираются дальше самих по себе химических, зависимостей к вопросу о личной компетентности вообще и о способности контролировать свою судьбу в запутанном, технологически и организационно сложном мире. Поэтому важно спросить, почему американцы поверили в аддикцию так сильно, так ее испугались и так ошибочно связали ее с одним классом наркотиков? Какие характеристики американской культуры ответственны за такое громадное непонимание и иррациональность?
В своем эссе, названном "О присутствии демонов", Блум пытается объяснить американскую гиперчувствительность к наркотикам, которую он описывает следующим образом:
"Изменяющие разум наркотики были наделены публикой качествами, которые прямо не связаны с их видимыми или наиболее вероятными эффектами. Они были возвышены до положения силы, предположительно способной искушать, овладевать, развращать и разрушать личность без учета предшествующего поведения или состояния этой личности -- силы, имеющей эффект "все-или-ничего".
Тезис Блума состоит в том, что американцы особенно испугались психоактивных свойств наркотиков из-за уникального пуританского наследия - чувства небезопасности и страха, включая особый страх овладения духами, который был очевидным в Салемских процессах над ведьмами. Такая интерпретация -хороший старт к пониманию проблемы, но в конечном счете она разбивается. Во-первых, вера в колдовство так же распространена и в Европе. Во-вторых, нельзя сказать, чтобы американцы, в сравнении с населением других стран, имели особо сильное ощущение своего бессилия перед внешними силами. Наоборот, Америка традиционно делала большее ударение на внутренней силе и личной автономии, чем большинство культур, и из-за своих протестантских корней, и благодаря открытым возможностям для исследований и инициативы. Мы должны начать, фактически, с американского идеала индивидуализма, если мы хотим понять, почему наркотики стали такой чувствительной проблемой в этой стране.
Америка столкнулась с ошеломляющим конфликтом из-за своей неспособности изжить пуританский принцип внутреннего видения и пионерский дух, которые являются частью ее этоса. (Этот конфликт был проанализирован под разными углами в работах Эдмунда Моргана "Видимые святые", Дэвида Рисмана "Одинокая толпа" и Дэвида МакКлелланда "Общество достижения"). Поскольку они идеализировали цельность и самостоятельность индивида, американцы были особенно тяжело поражены развивающимися условиями современной жизни, которые оскорбляли их идеалы. Такое развитие включало в себя работу в большой индустрии и бюрократии вместо фермерства, ремесла и маленьких предприятий, организацию образования через систему публичных школ и исчезновение свободной земли, куда можно было бы мигрировать. Все эти три процесса достигли высшей точки во второй половине 19 столетия, как раз когда опиум был представлен Америке. Например, Фредерик Джексон Тернер датировал закрытие границ — и глубокие социальные изменения, связанные им с этим событием — 1890-м годом, началом периода самого быстрого роста импорта опиума.
Эта радикальная трансформация американского общества, подрывающая потенциал индивидуальных усилий и предприимчивости, сделала американцев неспособными контролировать свои судьбы в той мере, в которой, в соответствии с их верованиями, они должны это делать. Опиаты привлекли американцев, потому что эти наркотики уменьшают осознание личностной недостаточности и бессилия (impotence). Но в то же время, внося свой вклад в это бессилие и делая для человека более трудным эффективное обращение с жизнью, опиаты стали символизировать чувство потери контроля, которое также возникает в эту эпоху. В этой точке американской истории понятие аддикции появилось в своем нынешнем значении; ранее это слово означало только идею о дурной привычке, некоторого рода пороке. Теперь наркотики начали вызывать магический благоговейный страх в человеческих умах, и предполагать более далеко простирающуюся власть, чем они когда-либо имели.
Таким образом, проникнув в Соединенные Штаты в это время, героин и другие опиаты стали частью большего конфликта внутри общества. Как еще одна форма контроля, которая находится вне индивида, они возбуждали страх и вызывали оборонительную позицию людей, уже обеспокоенных этими вопросами. Они также вызывали гнев бюрократических учреждений, которые выросли вокруг опиатов в Америке — учреждения, которые психологически использовали тот же тип власти, которым обладали наркотики, и с которым, таким образом, наркотики, в сущности, и конкурировали. Эта атмосфера породила ревностно организованные официальные усилия, которые были призваны победить употребление опиатов. Поскольку опиаты стали фокусом тревоги в Америке, они обеспечили средство, чтобы отвлечь внимание от более глубокой реальности аддикции. Аддикция — это комплексная и широко варьирующая реакция общества на ограничение и подчинение индивидуальной души. Технологические и социальные изменения, которые породили это, были общемировым феноменом. Вследствие комбинации факторов, включая исторические события и другие переменные, которые ни один анализ не может принять в расчет, этот психологический процесс в Америке был особенно сильно связан с одним классом наркотиков. И эта произвольная ассоциация сохраняется по сей день.
Из-за собственных заблуждений и желания стать финальными арбитрами в вопросе о том, какие наркотики подходят для регулярного употребления населением Америки, две организации — Федеральное бюро по наркотикам и Американская медицинская ассоциация — развернули пропагандистскую кампанию
против опиатов и их потребителей, увеличив серьезность проблемы к настоящему времени. Оба эти учреждения были намерены установить свою собственную власть над наркотиками и связанными с этим вопросами в обществе - Бюро по наркотикам, отпочковавшееся от службы сбора наркотических налогов внутри казначейства, и АМА, стремящаяся усилить свои позиции в качестве сертифицирующей инстанции для врачей и разрешенных медицинских практик. Вместе они имели мощное влияние на американскую политику и отношение к наркотикам в начале 20 века.
Лоуренс Колб в "Проблеме наркотической зависимости" Ливингстона, и Джон Клаузен в "Современных социальных проблемах" Мертона и Нисбета перечислили деструктивные последствия этой политики -последствия, которые по-прежнему с нами и сегодня. Верховный суд утвердил спорную, запретительную интерпретацию акта Гаррисона 1914 г., который изначально был предназначен только для налогообложения и регистрации людей, имеющих отношение к наркотикам. Это решение было частью кардинального сдвига общественного мнения, согласно которому регуляция употребления наркотиков изымалась из рук аддикта и его врача и возлагалась на правительство. Основным результатом этого было, фактически, то, что организацией, в наибольшей степени ответственной за распространение наркотиков и привычки к ним в Соединенных Штатах, стало криминальное подполье. В Англии, где медицинское сообщество сохранило контроль над распространением опиатов и поддержкой аддиктов,. аддикция была мягким феноменом, а количество аддиктов оставалось постоянным