Любовь и злодейство гениев
Шрифт:
Даже в XXI веке читать подобные откровения как-то странно, а что же говорить про середину века XIX, когда нравы были гораздо более строгими…
...
«Человек, развившийся рано, не может ни исключительно жить семейной жизнью, ни отказаться от нее в пользу всеобщих интересов».
(А.И.
* * *
В своих «Воспоминаниях» Наталья Алексеевна пишет:
«В 1852 году Наталии Александровны Герцен не стало, а муж ее не переставал звать Огарева, и потому […] было решено, что мы поедем за границу на неопределенное время».
Это был весьма смелый поступок, потребовавший от обоих немалых нравственных сил и стойкости. Дело в том, что Мария Львовна (урожденная Рославлева, племянница пензенского губернатора А.А. Панчулидзева), первая жена Николая Платоновича, с которой он обвенчался в 1837 году и которая теперь проживала в Париже, решительно отказала ему в официальном разводе.
Ведь я уже не раз любил, – и что же?
Горела, гасла, длилась, гасла вновь
На сны, в ночи бродячие, похожа
Моя тревожная любовь.
(Н.П. Огарев)
Когда-то он писал ей:
«Единственная, которую я могу истинно любить, это ты, и я клянусь тебе, что эта любовь будет вечной […] Я живу другою жизнью с тех пор, как люблю тебя…»
Мария Львовна была далеко не красавицей, но все по праву считали ее женщиной умной и очень интересной. При этом она была еще и весьма упрямой.
Летом 1841 года супруги Огаревы выехали за границу, и там Мария Львовна вдруг сошлась с неким молодым русским художником Сократом Воробьевым, приятелем Огарева. А потом она объявила о том, что беременна. Говорили, что это ребенок от того самого приятеля, но Огарев согласился признать его своим. Изумление по этому поводу было всеобщим. Возмущенный Герцен, например, 10 октября 1844 года выразил свое отношение к происходившему следующим образом:
«Да когда же предел этим гнусностям их семейной жизни?»
Но ребенок родился мертвым («без глаз и мозга», как сообщил Огарев Герцену), и это явилось последним актом семейной драмы Огаревых. Уже в декабре 1844 года супруги разъехались навсегда. И вот теперь Мария Львовна начала судебное преследование «мужа-изменника» по крупному, как она утверждала, денежному иску-векселю, ранее выданному ей (в свое время полмиллиона рублей из отцовского состояния Николай Платонович даровал жене, а потом дело было оформлено так, будто Огарев получил у нее эти деньги взаймы, обязавшись регулярно выплачивать ей годовые проценты). Герцен в «Былом и думах» назвал это дикое упрямство Марии Львовны «ревностью без любви».
А вот Авдотья Панаева, гражданская жена поэта Некрасова, поддержала тогда Марию Львовну. Поддержал ее и сам Некрасов. Панаева, как говорят, потом сумела прибрать весь капитал своей почти обезумевшей и одинокой (Сократ Воробьев давно бросил ее) подруги к рукам, и она выплачивала Марии Львовне проценты, правда, совсем не так регулярно, как это делал Огарев…
Как бы то ни было в этой неприглядной истории, для Огарева и Тучковой создалось тогда крайне тяжелое положение, которое могло привести к самым непредсказуемым последствиям.
У Виктории Фреде читаем:
«Связь Тучковой с Огаревым действительно создала массу проблем […] Алексей Тучков, отец Натальи, настаивал, чтобы Огарев на ней женился […] Огарева принудили добиваться развода, что привело в ярость его первую жену Марию. Он и Сатин [18] пустились в замысловатые махинации, чтобы не делиться с Марией состоянием Огарева (тогда все еще довольно крупным). Зимой 1848–1849 гг. родственники Марии Огаревой, почтенные пензенские дворяне, донесли на Огарева, Тучкова и Сатина в Третье Отделение, объявив их сектой коммунистов и атеистов».
В доносе также утверждалось, что А.А. Тучков преспокойно взирает на растление своих дочерей…
В результате, в 1850 году А.А. Тучков вместе с Огаревым и Сатиным даже подвергся аресту и находился под тайным надзором полиции. Наталья Алексеевна потом всю жизнь гордилась тем, что сумела до обыска вынести из дома самые опасные улики – несколько запрещенных книг.
Лишь смерть Марии Львовны Огаревой весной 1853 года позволила ее бывшему мужу оформить свой новый брак, а в начале 1856 года им с Натальей Алексеевной удалось получить заграничные паспорта – «для излечения болезни» Николая Платоновича. Однако вместо объявленных минеральных вод в северной Италии они проследовали в Лондон, к Герцену…
* * *
Тут, пожалуй, стоит напомнить, кто такой был Николай Платонович Огарев. Талантливый поэт, он был выходцем из богатой дворянской семьи. В 1838 году, после смерти отца, он стал владельцем нескольких доходных имений, но сразу же освободил своих крепостных крестьян. Он представлял собой полную противоположность Герцену: Герцен был горячим и всегда находчивым в беседе, а Огарев – меланхоличным, застенчивым и немногословным. Но, как ни странно, они уже в отрочестве почувствовали такую душевную общность, что даже принесли знаменитую клятву на Воробьевых горах (они оба учились в Московском университете) в том, что они будут верны друг другу всегда, то есть при любых обстоятельствах. Эта клятва и на самом деле прочно связала их, но, к сожалению, не только в продолжение святого дела декабристов…
О том, что произошло с ними со всеми в Англии, вновь рассказывает Ф.А. Вигдорова:
«Через несколько лет после смерти Натальи Александровны в Англию, где жил тогда Герцен с детьми, приехал Огарев с женой Натальей Алексеевной Тучковой-Огаревой.
И тут произошли события, которых никто предвидеть не мог: Наталья Алексеевна полюбила Герцена и вскоре стала его женой.
Огарев был горячо привязан к Наталье Алексеевне, и все происшедшее было для него тяжким ударом. Казалось бы, между Огаревым и Герценом должна возникнуть непроходимая пропасть, неодолимое препятствие. Но, читая их письма той поры, понимаешь: всегда, в любых обстоятельствах оставаться людьми – во власти самих людей.