Любовь и злодейство гениев

Нечаев Сергей Юрьевич

У Карла Зелига по этому поводу читаем:

«Ее туповатая медлительность часто делала ее учебу и жизнь безрадостной. Милева казалась окружающим мрачной, неразговорчивой и неприветливой».

А еще этот биограф Эйнштейна характеризует ее так:

«Она была достаточно способным человеком, но математическим дарованием не обладала».

Подобные слова, особенно последнее замечание о математических дарованиях, явно несправедливы в отношении Милевы. Более того, они намеренно искажают ее портрет, доводя его до полной противоположности тому, что было на самом деле.Как бы то ни было, набранные баллы не позволили

ей получить сертификат преподавателя, о котором она так мечтала. При этом основной конфликт у нее разгорелся с деканом факультета, профессором Фридрихом Вебером, который, прекрасно зная о ее любовных отношениях, считал, что парочке хватит и одного диплома, с помощью которого мужчина всегда сможет прокормить семью.

* * *

Чем теснее становились отношения между Милевой и Альбертом, тем большее сопротивление они испытывали со стороны семейства Эйнштейнов. Но Милева не сдавалась. В мае 1901 года она написала своему возлюбленному:

«Мой Бог, как прекрасен будет мир, когда ты увидишь меня своей маленькой женой».

В этот момент она уже мечтала не о каком-то там дипломе, а о создании семьи и рождении детей. Все остальное для нее было явно отодвинуто на второй план. И она рискнула…

Зачатие ребенка произошло в том же мае 1901 года на озере Комо, что на севере Италии, где молодые люди провели несколько чудесных дней на отдыхе. Назад, в Швейцарию, они ехали сначала на небольшом корабле по озеру, потом на запряженной парой лошадей повозке. По дороге они любовались великолепными живописными горными пейзажами, на душе и вокруг бушевала весна, и казалось, что все будет хорошо, весело и счастливо до скончания века.

Милева тогда написала своей подруге Элен Савич-Кауфлер:

«Какое счастье иметь снова своего возлюбленного пусть на короткое время; я видела, что он был тоже счастлив!»

* * *

Если бы она тогда могла предположить, чем это все для нее закончится. Ведь она и не подозревала, что Альберт Эйнштейн был вовсе не ангелом, витающим в облаках, и не каким-нибудь иным бесполым ученым существом, как это до сих пор представляется некоторым. К несчастью для Милевы, его половая активность всегда была чрезвычайно бурной, и без знания этой составляющей биография «гения ХХ века» выглядела бы односторонней, а посему не совсем верной.

Беременность Милевы была уже заметна даже для постороннего глаза, а тот, кто еще совсем недавно клялся, что потерял разум, что умирает, что пылает от любви и желания, тот, кто якобы завидовал подушке, на которой она спала, находился где угодно, только не рядом с ней. На зимние каникулы, то есть примерно за месяц до рождения ребенка, он вообще уехал вместе с матерью и сестрой в Меттменштеттен, что близ Цюриха, в пансионат «Парадиз». Согласимся – не самый ординарный поступок для влюбленного молодого человека…

...

«Брак – это попытка создать нечто прочное и долговременное из случайного эпизода».

(Альберт Эйнштейн)

Из пансионата он написал Милеве:

«Как жаль, что тебя с нами нет. Но мы с тобой окажемся в нашем общем раю очень скоро».

Удивительно, но пока его любимая мучительно переносила свою первую беременность, автор этих строк, как потом оказалось, преспокойно предавался курортному роману с некоей Анной Майер-Шмид.

Много позже, в 1909 году, Милева случайно узнала об этом и пожаловалась мужу Анны, господину Майеру, причем в такой форме, что ее Альберт выглядел невинной жертвой «неуместного женского обольщения». Сделала она это так, что у господина Майера сложилось впечатление, будто сам Эйнштейн, благородный муж и добропорядочный семьянин, был возмущен фривольным поведением Анны. Но это было совсем не так.

Биографы Эйнштейна Роджер Хайфилд и Пол Картер по этому поводу пишут:

«Через две недели Эйнштейн написал Майеру, что Милева действовала исключительно по собственной инициативе, никак не с его ведома. По его словам, Анну абсолютно не в чем упрекнуть, а Милева была просто ослеплена ревностью».

Роман Эйнштейна с Анной Майер-Шмид, как ни странно, имел довольно долгую историю. В 1951 году, уже после смерти и Анны, и Милевы, он писал Эрике, дочери Анны (по слухам, с большой долей вероятности, он сам и был ее отцом), о «патологической ревности» Милевы, называя ее чертой характера, «типичной для столь уродливой женщины». Он также заявил этой самой Эрике, будто женился на Милеве исключительно «из чувства долга».

Предательство Эйнштейна в отношении беременной Милевы Марич (а иначе это назвать невозможно), когда он сошелся с Анной Майер-Шмид, безусловно, не было какой-то случайностью. Более того, если мы хотим что-то понять в жизни и творчестве этого великого ученого, мы должны поставить «женский вопрос» на первое место, так как именно отношение к женщинами контролировало все его поведение как в семье, так и в обществе.

До Милевы, не считая двух-трех легких увлечений, у Эйнштейна была другая большая любовь – Мари Винтелер, с которой он познакомился в доме профессора Йоста Винтелера, преподавателя древнегреческого языка и истории (профессор всегда брал к себе в дом на «полный пансион» одного или двух учеников, и в октябре 1895 года решил взять Альберта). Кстати сказать, помимо Мари у Йоста Винтелера был сын Пауль, за которого в марте 1910 года выйдет замуж Майя Эйнштейн, сестра Альберта, и дочь Анна, на которой женится Михаэль Бессо, лучший друг Альберта.

Мари Винтелер Эйнштейн слал любовные письма примерно такого же содержания, что и Милеве. Вот, например, одно из них:

«Большое, громадное спасибо за твое очаровательное письмо. Оно меня бесконечно обрадовало. Какое блаженство прижать к сердцу листок бумаги, на который с нежностью смотрели эти дорогие мне глаза, по которому грациозно скользили твои прелестные ручки. Мой маленький ангел, сейчас впервые в жизни я в полной мере почувствовал, что значит тосковать по дому и томиться в одиночестве. Но радость любви сильнее, чем боль разлуки. Только теперь я понимаю, насколько ты, мое солнышко, стала необходима мне для счастья […] Ты значишь для моей души больше, чем прежде значил весь мир».