Любовь ифрита
Шрифт:
Спустя три часа «акура» остановилась перед ярко освещенным зданием, выстроенным в стиле «сталинского ампира»: суровым, лаконичным, словно бы собранным из крупных необработанных камней. Слуга в ливрее с золотым шитьем поспешно открыл дверцу, помог женщине выбраться на ковровую дорожку, затем побежал за руль, кивнув вышедшему на серые плитки мужчине.
Михаил кивнул в ответ и поспешил к своей спутнице. Подав ей руку, стал подниматься по ступеням крыльца.
– Умила, просвети, сделай милость, по какому поводу торжества? – На сей раз ифрит облачился в темно-синий костюм-тройку и лаковые туфли, моментально превратившись из блеклого обывателя в чопорного буржуа.
– А
– С праздником, – согласно кивнул Михаил.
Ради неведомого иранского торжества женщина облачилась в длинное вечернее платье из чего-то изумрудно-сверкающего, украшенного желтыми и белыми нитями. Возможно даже – золотыми и платиновыми. На серьги, ожерелья, браслеты и заколки в волосах потомственная ведьма тоже не поскупилась.
Хотя – где еще приличной даме можно покрасоваться содержимым своего домашнего сейфа, как не на подобном приеме, организованном в самом что ни на есть классическом стиле?
Ярко освещенный зал с наборным паркетом и мраморными стенами, позолоченный потолок с лепниной и хрустальными люстрами, легкий запах пряностей, еле слышная арабская музыка, создающая фон – однако не мешающая разговорам. Шелест платьев, костюмы и сюртуки, шипение пузырьков в бокалах с шампанским, блеск драгоценных камней в запонках, ожерельях и заколках, колыхание полосок дорогого меха, украшающего декольте и боа…
Могло показаться, что время повернуло вспять, и гости внезапно оказались на одном из еще царских дворянских балов!
– Нам сюда… – Умила потянула спутника к паре, стоящей на небольшом зеленом коврике: к смуглолицему, с короткой черной бородкой, мужчине в смокинге, со звездой из драгоценных камней, украшающей ворот вместо галстука, и его даме в странном одеянии, в верхней части напоминающем плотную чадру – однако с нарядной темно-синей юбкой и шелковым расписным полотном, идущим наверх от самого пояса и укрывающим голову подобно платку. Платье не платье, хиджаб не хиджаб… Но сразу становилось ясно: это и есть истинные хозяева дома!
– Да, я вас помню. – Иранский консул, кивнув, пожал руку низкорослому крепышу с окладистой седой бородкой: – Ваши книги в нашей стране знают и много читают.
Очень рад нашей встрече. Проходите, пожалуйста, отдыхайте.
Умила потянула спутника вперед, поклонилась хозяевам:
– Мы очень рады разделить ваш праздник, господин консул, – широко улыбнулась ведьма. – Наши поздравления!
– Я вас хорошо помню, уважаемая Умила, – поклонился мужчина. – Ваша галерея хорошо известна в Иране, картины в ней достойны восхищения. Прекрасный вкус! Очень рад нашей встрече. Проходите, пожалуйста, отдыхайте.
– Да ты, оказывается, знаменитость! – полушепотом удивился ифрит.
Но тут консул повернулся к нему и протянул руку:
– Я вас хорошо помню, уважаемый Михаил. Про ваши гостиницы в Иране хорошо знают и много хвалят. Все стремятся останавливаться именно в них. Очень рад нашей встрече. Проходите, пожалуйста, отдыхайте.
От неожиданности ифрит поперхнулся, но тут же спохватился и ответно кивнул:
– Иран всегда вызывал у меня огромное восхищение, господин консул. Древняя история, множество достижений, упорная борьба иранского народа за свободу против американской агрессии. Примите мое искреннее уважение, господин консул!
– Благодарю, Михаил, – рукопожатие стало чуть крепче. – Все вместе мы очень скоро избавимся от вашингтонской деспотии. Прошу, проходите. Вам наверняка понравится розовое шампанское.
Ифрит, отступив чуть назад, поклонился супруге консула, после чего повел спутницу в зал, с интересом спросив:
– Это еще что за ерунда? Какие, к лешему, гостиницы?
– Ну, ты же не думаешь, что консул действительно способен упомнить хоть кого-нибудь из набившейся сюда толпы? – пожала полуобнаженным плечиком женщина. – Меня спросили, с кем я приду, я ответила, что с крупным отельером. После чего кто-то подготовил хозяину дома памятку с нужными словами. А ты молодец, ловко про пиндосов ввернул. Имей ты настоящие гостиницы, наверняка бы уже получал бронь для иранских туристов.
– Но почему именно гостиницы? – переспросил Михаил.
– Объяснять им, что ты уже триста лет сдаешь под жилье крупную недвижимость, было бы слишком сложно.
– Умила взяла со стола бокал шампанского, тут же пригубила и добавила: – Мне кажется, в русском языке и термина-то такого нет: «арендодатель загородных домов».
– Не триста, а двести, – поправил ее ифрит, тоже поднимая бокал. Следуя совету консула, вино он выбрал розовое. – Триста лет назад я еще хвосты коровам крутил. Двести пятьдесят лет тому служил рядовым в драгунском полку, а французскую кампанию встретил уже в гусарском – в Ахтырском гусарском полку его величества.
– Как же столь бравый гусар внезапно переквалифицировался в управдомы? – с ноткой ехидства поинтересовалась женщина и сделала несколько глотков вина.
– Пушечное ядро, разрывающее левый бок, обладает просто невероятно убедительной силой, моя девочка. – Ифрит залпом осушил свой бокал и взял со стола другой. – Я внезапно понял, что тоже смертен. Живуч, но смертен. Если бы ядро порвало меня пополам, мы бы сейчас не разговаривали. В общем, полк ушел, оставив меня и еще полтора десятка ребят умирать в лазарете, устроенном около Вязьмы в местном дворянском доме. Я провалялся там до зимы, до самого французского бегства. Встретил своих живым, но изрядно покалеченным, кривым и приволакивающим ногу. Получил законную отставку и в полной мере воспользовался положенным ветеранам освобождением от налогов.
– Долго лечился? – уже совершенно серьезно спросила женщина.
– Еще лет двадцать хромал, – вздохнул колдун. – Был бы смертным, так бы скрюченным и сухоногим и помер.
– Ладно, забудем о грустном. – Умила с явной жалостью провела ладонью ему по щеке и по шее. – Признайся лучше, каким образом рядовой кавалерист превратился в богатого латифундиста? Царь-батюшка, я так подозреваю, жалованье вам платил только, чтобы с голоду не померли?
– Война дело трофейное. Иногда, при определенном везении, даже весьма прибыльное… – смущенно потер нос ифрит. – В общем, за полвека службы кое-что накопилось. Дальше все стало проще. Ворожил, выбирал купеческие дела, которые пойдут в гору, и входил в долю. Потом долю продавал и входил в другое предприятие, обещающее быстрый рост. Паровозы и железные корабли строил, когда в них еще никто не верил, каменный уголь в кокс пережигал, пока все сказывали, что железо только на березовом угле варить можно. Лампочки для «русского света» паял, пока все остальные газовые светильники налаживали. В керогазы поначалу тоже никто не верил. Спрашивали, кому нужна керосинка, если в каждом доме есть удобная и привычная дровяная плита? Ан нет! Продаваться стали, как горячие пирожки! Но самой лучшей моей сделкой получилась запись в крепостные заместо сына одного зажиточного виноторговца. В те времена очень многие богатые купцы крепостными числились и сей кабалы для своих детей не хотели. Так что за полных три сотни рублей ассигнациями я осел под Звенигородом, чтобы показывать переписчикам свою голову согласно душевым спискам, а купчонок с моим паспортом ушел на вольную волю. А спустя два года крепостное право отменили, и я остался с деньгами, волей и чистыми документами отрока неполных семнадцати лет.