Любовь игрока
Шрифт:
Такое положение вещей было вполне разумным, но Ротгар понял это позже, уже став взрослым.
Однажды Габриэль пожелала своему пасынку смерти. В то время Ротгар, тогда еще лорд Графтон, подхватил сильнейшую лихорадку, и его, умирающего, привезли домой. Отец Ротгара, Габриэль и Брайт сидели у его постели, и он знал, что умирает. Именно тогда Габриэль и сказала:
— Может, это к лучшему.
Отец возразил ей, но не очень уверенно, и только Брайт горячо воспротивился этому.
— Нет! — кричал он тогда. — Я не хочу, чтобы Бей умирал! Не смейте
С этими словами Брайт бросился на постель умирающего брата, как бы пытаясь своим телом закрыть его он гибели.
Габриэль выходила Ротгара. Возможно, она считала это своим долгом, но Ротгар никогда не сомневался, что ею руководило чувство вины перед ним. Так это было или иначе, но мачеха вырвала его из лап смерти. Она не только ухаживала за ним, но и без конца повторяла, что он не имеет права умирать, чего тогда ему очень хотелось.
Вскоре Ротгар начал поправляться, но Габриэль свалилась сама, заразившись от него. Ничто не могло спасти ее от смерти, хотя маркиз сделал все возможное. Вскоре он и сам заболел и умер.
Ротгар поднялся со своего смертного одра с чувством вины за смерть родителей и чувством ответственности за семью.
Он никогда никому не обмолвился, что слышал их разговор, но, похоже, Брайт взял на себя вину своей матери, а может, и сам в глубине души думал, что лучше бы умер брат, чем его родители.
Желание Габриэль, чтобы титул маркиза перешел по наследству к детям Брайта, стало для Ротгара законом. Он знал, что Брайт будет хорошим семьянином, так как любит женщин и детей и хорошо с ними ладит. Однако у Ротгара были подозрения, что Брайт, выполняя желание матери, скорее будет руководствоваться разумом, чем сердцем. К счастью, опасность пока миновала: Финдлейсон, кажется, забыта, а похождения Нериссы перестали быть тайной, и сейчас она уже замужем.
Проверяя бухгалтерские книги и счета, Ротгар намеренно пропустил несколько ошибок, а Брайт, всегда такой внимательный и прирожденный математик, даже не заметил их.
Ротгар затушил свечи и вышел из кабинета, твердо решив выяснить, кем так увлекся его брат. Слово, данное Брайту, ничуть не смущало его.
В сопровождении собак Ротгар вошел в зал, и Зенон, всегда такой спокойный и твердо усвоивший запрет не шуметь по ночам, вдруг громко залаял.
Ротгар оглядел зал, но не заметил ничего подозрительного.
Собака подбежала к входной двери и замерла. Ротгар открыл дверь и выглянул на улицу. Было холодно, и моросил мелкий дождь.
— Ты уверен, что он ушел? — спросил Ротгар собаку. Зенон вильнул хвостом и скрылся в темноте. Ротгар задумчиво закрыл входную дверь. Как бы он хотел, чтобы собака умела говорить и рассказала ему все, что увидит.
Брайт шел на Дрезденскую улицу. Сначала он решил лечь спать, но мысли о Порции не давали ему покоя. Зная, что все равно не уснет, он прошел к себе в комнату, надел ботинки, плащ и вышел на улицу.
В этот поздний ночной час улицы были тихи и безлюдны. Моросил холодный дождь, разогнавший ночных бродяг по их норам. Мимо проехала зловонная
Прошел ночной сторож с фонарём и колокольчиком в руках. Он подозрительно посмотрел на Брайта: какая честная душа выйдет на улицу в такой поздний час и в такую мерзкую погоду?
Брайт молча прошел мимо сторожа, сделав вид, что не замечает его пристального взгляда. Он отлично понимал, что ведет себя как последний глупец, но ничего не мог с собой поделать. Узнай Ротгар, куда идет его брат, он наверняка умер бы от смеха или просто отправил его в сумасшедший дом. Даже будучи влюбленным в Нериссу, Брайт не вел себя так глупо.
Но его чувство к Нериссе не было похоже на это.
Сзади послышался легкий шум, и Зенон, мокрый и дрожащий от холода, занял место у ноги хозяина.
— Проклятие! — прошептал Брайт. — Теперь все знают, что я ушел.
Зенон чихнул и опустил голову.
— Если тебя не пугает погода, то мог бы проявить любовь к своей подружке. Хотя, правда, у нее сейчас нет течки, и она тебе не нужна. Наверное, это очень удобно быть с подружкой только в определенные периоды.
Собака молча бежала рядом.
— Вкус запретного плода может быть горьким, — продолжал размышлять Брайт. — Пробуждая в Порции страсть, я слишком увлекся. Я действовал как сумасшедший, будто под влиянием наркотика, и вот результат. Это погубит меня, как ты думаешь?
Брайт рассмеялся и замолчал. Какой смысл взывать к разуму? Зачем приказывать сердцу молчать? Неведомая сила околдовала его, и он счастлив от того, что с ним случилось.
Брайт подошел к дому и посмотрел вверх. Одно из окон было освещено. Он надеялся, что все в доме спят и в окнах не горит свет. Тогда бы он мог спокойно уйти.
Но почему в ее комнате горит свет? Ведь уже глубокая ночь, и она должна быть в постели.
Брайт толкнул дверь, и она легко поддалась. Его беспокойство усилилось. Он вошел в темный холл, чувствуя, как напряглись его нервы. Приказав Зенону оставаться у двери, он стал ощупью продвигаться вперед. Он вспомнил о своем недавнем визите в Мейденхед. Тогда у него не было ощущения опасности, но именно тогда он нашел письмо Нериссы и встретился с воинственной амазонкой.
Не встреть он тогда Порцию, его жизнь текла бы по привычному руслу. Но если бы он ее не встретил, то сегодня она была бы изнасилована Спинхолтом или де Берколлом перед лицом двадцати похотливых свидетелей.
Стараясь не топать, Брайт стал подниматься по лестнице. Звука голосов наверху не было слышно, хотя дом был старый и ветхий. Скреблась мышь, и где-то внизу тикали часы.
Брайт подошел к двери, где, по его расчетам, горел свет, и на мгновение остановился. Ему казалось, что с этой дверью связана вся его дальнейшая жизнь: вот сейчас он откроет ее, и его жизнь бесповоротно изменится.
Пожав плечами, Брайт взялся за ручку двери. Она была заперта изнутри. Вытащив перочинный нож, он поддел крючок. Беспокойство не покидало его. Как Порция может быть такой беспечной?