Любовь к человеку-ветру
Шрифт:
Маша поставила чашечку на блюдце, с улыбкой оглядела одноклассника и сказала:
– Тебе, Лешка, время на пользу пошло. Заматерел. Исчезла излишняя есенинская женственность, которая мне действительно не нравилась.
Задворьев хлопнул себя по колену и огорченно проговорил:
– Ну вот! Когда я наконец вышел лицом, ты замужем! Обидно, понимаешь! Ну и кого ты осчастливила, Машка?
Маша сначала хотела сказать, что замужем за серьезным человеком, и описать ему Павловского, потом вдруг с удивлением вспомнила, что вовсе и не замужем за ним, да и вообще все
Видимо, по ее лицу пробежала тень, потому что Задворьев спросил:
– Что-то не так? Ты прости, если я не то ляпнул…
– Нет-нет… все нормально… – поспешила заверить его Маша. – Просто я, Леша, не замужем. Так получилось. Конечно, есть человек… и все такое…
– Развелась?
– Нет! – Маша взяла себя в руки и очень твердо и членораздельно произнесла: – Я никогда не была замужем. То есть… как бы была, но…
Задворьев накрыл ее руку своей, отчего она вздрогнула. Он сразу руку убрал и сказал:
– Не надо, Маша… не оправдывайся. Ты жила, как жила. Это твоя жизнь, и у меня нет никаких прав лезть тебе в душу.
Некоторое время они пили свой кофе молча, потом Алексей сказал:
– Ты не думай, что я вообще никому и никогда не был нужен… Конечно, у меня случались романы, я нормальный мужик…
– Ничего я такого не думаю! – перебила его Маша уже с улыбкой. – Я тоже вполне нормальная, а вот почему-то все у меня неудачно складывается. Да и вообще, давай поговорим о чем-нибудь другом! Как тетя Рита? Василий Леонидович?
Алексей как-то нервно стукнул чашечкой о блюдце и ответил:
– Мои родители умерли, Маша… Уж лет пять назад. Один за другим.
– Прости, Леша, я не знала. Они же еще не старые люди. Что-то случилось?
– Мама заболела жутчайшей… какой-то дикой ангиной. Температура под сорок держалась недели две, а потом вдруг раз – отек легких, и все. А отец… Он просто без нее не мог. Он вообще потерял смысл жизни. Он ни в чем без нее не мог разобраться: ни где что лежит, ни что в каком шкафчике, в каком ящичке находится. Все это были мамины заботы. Отец не мог даже смотреть телевизор, потому что привык, что мама всегда у него под боком, привык с ней все обсуждать. Стал плохо есть, перестал за собой следить и как-то тихо угас. Я однажды пришел с работы, а он вроде спит. Я еще часа два ходил на цыпочках, чтобы не разбудить, пока наконец не понял, что он вовсе не спит…
– Ну а ты, Леш! Неужели ты не мог его как-то поддержать?
– Я все делал, что был в состоянии… но заменить ему маму… невозможно… Тут уж как ни старайся…
Они помолчали, а потом Задворьев предложил:
– Слушай, Маш! А давай поедем ко мне! Помянем моих родителей, ты же их хорошо знала. Потом фотки разные посмотрим, школьные… Повспоминаем… Воскресенье, поди… выходной…
Если бы Задворьев не упомянул родителей, Маша решительно отказалась бы. Но тетю Риту и Лешкиного отца она действительно хорошо знала, а потому согласилась:
– Ну… хорошо… Поедем, только…
– Маша! Я тебя прошу… – Лешка скривился. – Не говори ничего лишнего… Я не собираюсь к тебе приставать… Тем более что недавно я познакомился
– Они поженились? – оживилась Маша.
– Там такая история вышла! Хоть роман пиши! Поехали! Я расскажу тебе все в подробностях и по порядку!
В машине Алексея они почти не разговаривали, только улыбались друг другу светло и раскрепощенно. Маша уже радовалась тому, что согласилась поехать. Думы о Павловском как-то истончились и будто покрылись легкой дымкой. Остаток воскресенья, вплоть до возвращения домой, можно будет о нем не думать, а вспоминать беспечные школьные годы. Маша осторожно рассматривала Лешку и удивлялась тому, как здорово он изменился. Брюнетом, конечно, не стал, но лицо утратило свой мягкий овал, нижняя челюсть потяжелела, чуть вздернутый кончик носа опустился. Бывший мальчишка-одноклассник стал мужчиной.
Когда Маша с Алексеем зашли в подъезд, у лифта столкнулись с женщиной, которая окатила их странно враждебным взглядом.
– Здравствуйте, Дина Сергеевна, – сказал Задворьев.
Женщина процедила сквозь зубы что-то маловразумительное. И все то время, пока они втроем ехали в лифте, продолжала бросать на одноклассников жалящие взгляды, от которых Маше хотелось ойкать, как от настоящих укусов ядовитых насекомых. Когда они втроем вышли на одной площадке, Маша решила, что между Лешкой и Диной Сергеевной коммунальные дрязги.
Когда Лешка наконец открыл дверь, Маша первой нырнула в коридор, чтобы поскорее скрыться от назойливого взгляда дамы, которая явно не торопилась войти в свою квартиру. В Лешкиной же сильно пахло женскими духами. Лешка захлопнул дверь, включил в прихожей свет, принюхался и явно расстроился. Маше было наплевать на этот запах. Она хотела спросить Задворьева о том, что он не поделил с соседкой, но не успела. Вдруг дверь комнаты распахнулась, и в ее проеме показалась полуобнаженная девушка. Маша невольно отметила, что она была необыкновенно хороша. Ей очень шла прическа: идеальной формы шарик черных глянцевых волос. Длинная густая челка доходила до самых глаз, очень сильно, но красиво накрашенных. Кроваво алели губы. Все в ней казалось как бы чересчур, в избытке, но именно этим и притягивало. На девушке были черные колготки, а стройный торс всего лишь эффектно замотан стального цвета шелковым шарфом. При этом одна маленькая крепкая грудь оставалась демонстративно обнажена.
– Эльза? Ты что тут делаешь? – удивился Алексей.
– Тебя жду, – певуче отозвалась девушка, вовсе не собираясь прикрываться.
– Ждешь, значит… Понятно… Но как ты сюда попала?
– Здра-а-а-авствуйте! – пропела Эльза, не обращая на Машу ровным счетом никакого внимания. – А кто мне дал ключи?
– Кто?! – еще больше удивился Задворьев.
– Ну ты вообще, Леша! – возмутилась девушка. – Ты, конечно, тогда очень много выпил… Но не думаешь же ты, что я могла взять ключи сама?