Любовь к ребенку
Шрифт:
Ты хочешь, чтобы дети тебя любили, а сам – обязанный добросовестно выполнять предписанную работу – должен втискивать их в душные формы современной жизни, современного лицемерия, современного насилия. Дети этого не хотят, они защищаются и должны быть на тебя в обиде.
Ты хочешь, чтобы они были искренни и хорошо воспитаны, тогда как формы светской жизни – лживы и искренность – это дерзость. Знаешь, что думал мальчик, которого ты вчера спрашивал, почему он грустный? Он подумал: «Да отстань ты от меня». Он уже не искренний, не сказал, что думает, а только недовольно
Жаловаться не положено, ябедничать скверно – а как же постичь их дела, страдания, грехи?
Не наказывать, не награждать. А должны быть и режим и сигнал, которого дети слушались бы. По звонку все должны собраться к обеду. Ну а если опоздают, не придут, не захотят прийти?
Ты должен быть для них образцом, а куда ты денешь свои пороки, недостатки и смешные стороны? Попробуешь скрыть. Наверное, тебе это удастся: ведь чем старательней ты будешь скрывать, тем старательней дети станут притворяться, что не видят, не знают, и потешаться над тобой, только самым тихим шепотом.
Трудно тебе, даже очень трудно – согласен! Но трудности есть у каждого, а вот разрешать их можно по-разному. Ответ будет лишь относительно точен. Ведь жизнь не задачник по арифметике, где ответ всегда один, а способов решения самое большое два.
Обеспечить детям свободу гармонического развития всех духовных сил, высвободить всю полноту скрытых возможностей, воспитать в уважении к добру, к красоте, к свободе… Наивный, попробуй! Общество дало тебе маленького дикаря, чтобы ты его обтесал, выдрессировал, сделал удобоваримым, и ждет. Ждут государство, церковь, будущий работодатель. Требуют, ждут, следят. Государство требует официального патриотизма, церковь – догматической веры, работодатель – честности, а все они – посредственности и смирения. Слишком сильного сломает, тихого затрет, двуличного порой подкупит, бедному всегда отрежет дорогу – кто? Да никто – жизнь!
Ты полагаешь, ребенок – это пустяки, сирота-птенец, выпавший из гнезда, умри он и никто не заметит, порастет могилка травой? Попробуй испытай, и ты убедишься, что это не так, и заплачешь. Прочти историю приюта Прево [21] в свободной республиканской Франции.
Ребенок имеет право желать, домогаться, требовать, имеет право расти и созревать, а достигнув зрелости, приносить плоды. А цель воспитания: не шуметь, не рвать башмаки, слушаться и выполнять приказания, не критиковать, а верить, что все они ему во благо.
21
Приют Прево – сиротский дом во Франции, основанный в 1853 г. филантропом Иосифом Габриэлем Прево (1793–1875) и реорганизованный в 1880 г. педагогом и деятелем рабочего движения Полем Робеном (1837–1912). Робен сломал старую систему религиозного и авторитарного воспитания и ввел светское воспитание, нацеленное на гармоническое развитие физических и духовных сил ребенка. См.: Кайданов О.В. Сиротский дом Прево и его создатель Поль Робен. М., 1912; Шильникова М.Е. Из опыта работы Поля Робена в интернате Прево // Советская педагогика. 1956. № 12.
Нет, заповедь: люби ближнего своего – это гармония, простор, свобода. Глянь вокруг – улыбнись!
Ты его остриг, обрезал ему ногти, вымыл, переодел, и вот он уже похож на всех.
Он уже даже умеет кланяться, не говорит «я хочу», а «пожалуйста», знает, что, когда входит кто-нибудь чужой, надо поздороваться. Он уже на школьном вечере прочитает стишок, вытрет грязные ноги; не плюнет на пол, пользуется носовым платком.
Не обольщайся, что ты вычеркнул из его памяти тяжелые воспоминания, дурные влияния, горький опыт. Эти чистые и чисто одетые дети долго еще останутся душевно смятыми, облинявшими, больными; есть нечистые раны, которые приходится терпеливо лечить месяцами, да и то еще остаются рубцы, всегда готовые опять загноиться.
Интернат для сирот – это клиника, где встречаются всякие недомогания души и тела при слабой сопротивляемости организма, где отягощенная наследственность мешает, задерживает выздоровление. И если интернат не будет моральным курортом, есть угроза, что он станет очагом заразы.
Ты запер двери интерната на все запоры, но тебе не сделать так, чтобы не просачивался вредный уличный шепот и не врывались непрофильтрованные свирепые голоса, которых не заглушить моральному песнопению. Воспитатель может опустить глаза и притвориться, что не знает, но тем пагубнее будут знать дети.
я иду на компромиссы, принимаю тот детский материал, который дает жизнь, и склоняю голову перед неизбежными условиями работы, хотя они и очень тяжелы; но я требую свободы в деталях и помощи и облегчений в самой технике работы.
Наивный, ты ничего не можешь требовать.
Начальник поставит тебе в упрек, что на полу валяются бумажки, что маленький увалень набил себе шишку, что фартучки недостаточно чистые, а постели недостаточно гладко застланы.
Ты хочешь удалить ребенка из интерната, считая это необходимым для блага остальных. Тебя просят не исключать: а может, исправится?
В комнатах холодно, у большинства твоих анемичных детей поморожены пальцы. Уголь, тепло – дороги, но ведь холод заставляет детей свертываться и физически, и духовно. Нет, надо детей закалять.
Ты удивляешься, что из двух яиц выходит неполная ложка яичницы. Ты слышишь грубый ответ, что это не твое дело.
Твой товарищ по работе, наверное, знал, где ключ от шкафа, может быть, сам спрятал и нарочно заставил искать. По вечерам он уходит, оставляя спальню без присмотра, но «не позволит лезть не в свое дело» – в его спальню, к его ребятам.
Деспотический каприз и неосведомленность начальства, нечестность администрации, недоброжелательность и недобросовестность товарища по работе. Добавь: грубость техперсонала, скандал с прачкой из-за утерянной якобы тобой простыни, с кухаркой из-за подгоревшего молока, со сторожем из-за натоптанной лестницы.
Если воспитателю удается найти более приличные условия работы, его счастье. Если же именно такие, пусть не удивляется и не возмущается, а трезво рассчитает свои силы и энергию на более длительный срок, чем несколько первых месяцев.
Гомон, движение, юность, веселье.
Этакое славненькое государство наивных маленьких человечков.
Сколько детей, а так чисто.
Гармония форменной одежды, ритм хорового пения.
Сигнал – и все умолкают. Молитва – ребята садятся за стол. Ни драк, ни ссор.
Мелькнет славная мордашка, блеснут веселые глазки. Этакая бедненькая крохотулька.
Воспитатель добрый, спокойный. Кто-то подбежал с вопросом – ответил. Шутливо погрозил кому-то пальцем – тот понял и послушался. Кучка самых преданных окружает вас тесным кольцом.