Любовь, как следствие вендетты
Шрифт:
Могли бы пока вести себя нормально.
Она посмотрела на Робби, который начал краснеть под ее осуждающим взглядом.
— Тебе почти одиннадцать, и, как старший, ты должен подавать пример. Мне очень за тебя стыдно, и это твоя вина, если ты не понравился дяде Даресу!
— Он не наш дядя! — снова закричала Луиза, еще более дерзко, но в глазах у нее появились слезы. — Я хочу к мамочке, пожалуйста, тетя Тони, отвези меня к ней.
Слезы обеспокоили Тони. На Луизу это было непохоже. Пэм часто жаловалась, что она тверда и не выказывает никаких эмоций с того дня, когда узнала о смерти отца.
— Быстро приведите комнату в порядок, — сказала Тони, надеясь отвлечь детей от мысли о доме. — Дэвид, бери полотенце и вытирай стены.
Она остановилась, вдруг заметив на щеках Луизы лихорадочный румянец. Не заболел ли ребенок… Господи, она не должна болеть!
Но Луиза заболела и была отправлена в постель. Доктор приехал на следующий день, когда девочка сильно температурила.
— Корь, — коротко сказал он. — Я пришлю лекарства сегодня днем.
Когда Тони спускалась вниз, она встретила выходящего из своей комнаты Дареса.
— Что случилось с этой девчонкой? — гневно спросил он. — Я только что видел, как уехал врач.
— У Луизы корь, и ей придется лежать в постели.
У него вспыхнули глаза.
— В конце концов ты все-таки добилась своего.
У нее загорелись глаза.
— Уверяю тебя, я не подстроила болезнь ребенка!
— Нет, но это чертовски хороший выход для тебя!
— Ты бессердечен! Разве у тебя нет никакого сочувствия к бедной девочке, которая зовет свою мать?
Он приподнял одну бровь.
— "Бедная девочка"? Неуправляемая дерзкая паршивка — вот более подходящее определение. И если она зовет мать — чья это вина?
Тони покраснела, к своей досаде, и, защищаясь, сказала:
— Луизе здесь лучше, чем с матерью. У Пэм и так достаточно проблем, без больного ребенка на руках.
Злость ушла с его лица. Он смотрел на нее со странным выражением.
— Ты меня очень удивляешь. Вместо того чтобы дать сестре денег, ты искренне заботишься о ее детях… или ты так вцепилась в те деньги, что тебе жаль сотню фунтов?
— Пэм не приняла бы милостыню. Я уже говорила тебе.
— Есть способы передать деньги так, чтобы они не выглядели милостынью.
— Ты хочешь знать, что я сделала с теми деньгами, не так ли?
— Я знаю, что ты с ними сделала.
— Ты знаешь? — Тони смотрела на него с интересом, ожидая его ответа.
— Ты спрятала их и не собираешься брать оттуда ни пенни… ни для кого и ни для чего. Ты алчная, жадная, маленькая скряга, Тони!
— Спасибо! Ты тоже не отличаешься благородством!
Он засмеялся:
— Я не собираюсь поощрять тебя в твоей подлости.
Или ты используешь деньги, или ты справишься без них.
Она слегка побледнела. Уже поздно каяться и просить у него деньги, как она хотела сделать, когда услышала, что остается без содержания. Тем не менее она заговорила, не подозревая, как привлекательны ее глаза, которые смотрели на него:
— Я собиралась поговорить с тобой о деньгах…
— Не забывайся.
— Так как я не могу… э… получить сейчас деньги, — продолжала она, не обращая внимания на короткое предупреждение, — я думаю, что, может быть, мы придем к какому-нибудь соглашению относительно моего содержания… О, я знаю, что оно приостановлено, но Луиза заболела и здесь мальчики, мне действительно нужны деньги…
Она умолкла, чувствуя внутри пустоту. Эти жесткие черты говорили, что она зря теряет время. Почему, думала она сердито, она так глупо уверила себя, что он непременно попадется в ее руки? С какой-то слепой уверенностью она представляла себе, как требует денег, а Дарес кротко выдает ей требуемую сумму.
Но тогда она не принимала во внимание, что будет связана браком. До бракосочетания власть была у нее в руках, но теперь положение изменилось. Ярость и досада оставили маленькие красные пятнышки на ее щеках. Дарес, казалось, получал удовольствие от ее поражения, глядя на нее сверху вниз, и на губах его играла достаточно издевательская улыбка.
— Я должна иметь деньги, — разозлилась она. Ее глаза превратились в два зеленых камушка. — Если ты не переменишь своего отношения ко мне, я покажу тебе, как умею делать долги!
Всю насмешку на его лице как рукой сняло. Он придвинулся ближе… пожалуй, слишком близко.
— Мои предупреждения, Тони, не простое сотрясение воздуха. С самого начала ты собиралась прибрать мои деньги к своим жадным английским ручонкам. Выплату я сделал, я выплатил тебе пять тысяч фунтов по твоему первому требованию, но поклялся больше ничего не давать тебе, кроме ежемесячного содержания, конечно.
У него был мягкий голос, но в нем была твердая угроза, которую Тони не могла игнорировать, а Дарес, почти касаясь пальцем ее лица, добавил:
— Если ты посмеешь сделать еще один долг, ты будешь долго жалеть об этом.
Ни злости, ни повышенного голоса, а Тони поняла, что почти дрожит. Она, которую друзья считали абсолютно бесстрастной! Это было невероятно!
— Ты никогда не применишь физическую силу…
— Почему? Может, ты будешь со мной бороться? — поинтересовался он с прежней насмешкой.
— Если ты хоть пальцем меня тронешь, я пойду в полицию.
— Это, я боюсь, тебе не поможет. Грекам разрешается наказывать заблудших жен.
Можно говорить, что он был наполовину англичанин, но эта его английская половина совершенно растворилась в греческой.
Дарес мог иметь отца-англичанина, но предпочитал считать себя греком.
— Я могу бросить тебя, — сказала Тони, вызывающе глядя на него.
— Точно. Но тогда мой дед будет считать брак расторгнутым.