Любовь как в сказке (сборник)
Шрифт:
Парни уже близко. Шагов десять осталось. Симпатичные. Черненький, черненький и прррросто шатен. Один черненький сразу отпадает, мне не нравится, когда штаны пузырятся на коленках, некрасиво это, второй черненький ничего, но уши как у чебурашки, ему, наверно, и с крыши можно прыгнуть, не разобьется, уши расправит да полетит. А вот просто шатен — классный! У него короткие волосы, голубые джинсы, как у плохих парней, футболка в обтяжку и вообще он лапочка! Родинка на шее, все как мне нравится. Родинка — это изящно!
Хоть бы заговорил, хоть бы заговорил — сама не знаю, к кому я обращаюсь. Наверно, к своему ангелу-хранителю! Даже когда вокруг все спокойно, и на меня не
До парней шага три. Я перестаю дышать, сердце бултыхается, как карась в тесной банке, и тут… Не знаю, кого там в этот момент колол мой ангел-хранитель, но под туфлей оказался камень, я споткнулась! Естественно, я накренилась вперед и — вот так согнувшись — по инерции бежала, пока не врезалась головой в парней. Боюсь, они никогда бы не смеялись так громко над моей фамилией, если бы знали ее. Меня поддержали аж с двух сторон, чтоб я окончательно не свалилась с каблуков, а мне хотелось одного — провалиться сквозь землю. От стыда даже пальцы на руках покраснели. Прическа развалилась, заколка звякнула об асфальт, громко так звякнула, точно говоря — это конец. А казалось, так хорошо шла… проклятый камень!
Лопоухий наконец отсмеялся и спросил:
— Все нормально?
Будь я волком, взвыла бы от злости. Но я всего лишь клуша, которая не умеет ходить на каблуках и ненавидит короткие юбки, поэтому ответила:
— Спасибо, нормально.
Когда сегодня вечером буду описывать в дневнике, как нелепо я споткнулась, возможно, даже слезу пущу от жалости к себе.
Черненький парень номер один говорил по телефону.
Не его, явно не его колол мой лодырь-ангел, пока я неслась на этих парней, точно бык на забор. Смотреть на прррросто шатена у меня не хватало мужества, недостойной я оказалась его родинки и всего остального.
А он не постеснялся и постучал неожиданно меня по плечу.
— Зазналась, старых друзей не узнаешь?!
Как пишут в женских романчиках: «У нее все похолодело внутри», так и у меня, а еще мурашки по спине побежали.
— Не узнаешь? — шатен встал передо мной и удивленно поднял брови.
Разве могла я не узнать голос, который слышу каждый день? Само собой, я узнала этого дурака! Лучший дружок моего старшего братца — Александр Донских собственной персоной.
С ума сойти, ну и вымахал он с того дня, как я сказала, чтоб ноги его не было в нашем доме! Ноги его и не было, а вот названивал он каждый день. И еще так по-хамски со мной разговаривал. Я отвечала ему тем же, трубку швыряла прямо в брата, когда звонил этот невежа, а иногда связь внезапно обрывалась, сама не знаю, как это мой палец случайно нажимал на «отбой».
Кто бы мог подумать, что он станет таким… ТАКИМ — я стараюсь не смотреть на родинку, вообще стараюсь на него не смотреть. И все-таки продолжаю отмечать все новые и новые подробности его сногсшибательной внешности. Ресницы длинные и черные, у меня таких не будет, даже если все свои лишние калории «МаксФактору» подарю, цвет глаз — офигительный! Много ли мне приходилось видеть синеглазых людей? Да ни одного! А у этого — синие, не какие-то там блеклые, вроде выцветшего халата соседки бабы Шуры… Фигура хорошая, руки не тонкие и не толстые, замечательные руки, ноги еще лучше! Этакий супермен начинающий. А был-то, был! Шея длинная, глаза выпученные, зубы — шифер, выложенный последним гастарбайтером в городе, — одним словом, страшила страшилой. А теперь вот он какой — с ресницами, его издалека за нормального парня принять можно. Жестокий обман природы!
— Ты язык, что ли, зажевала от радости? — нагло спросил он.
Самые эффектные формулировки всегда приходят мне в голову позже, чем нужно, и сегодняшний день не исключение. Потом наверняка придумаю сотню достойных ответов, а сейчас, хоть бейся головой об асфальт, без толку, поэтому я скромно ответила:
— Привет.
По телефону я бы сказала другое, например: «Пошел ты, дебил», но дебил слишком вырос, он больше не тот страшненький школяр. Бабушка все время напоминает мне: «Таня, ты же девочка! Девочки так не говорят». Да что там девочки — леди, леди так не говорят! Я обзываться вообще не люблю, не хочу, чтобы меня обзывали в ответ. Про себя — можно, а вслух только брата и его лучшего друга. Друга тоже, наверно, уже нельзя, как-то неловко говорить такому… ТАКОМУ вообще неловко что-либо говорить!
— Какая ты сегодня тихая, — оскалился Саша, — молчание — золото, так ведь?
Мстит. Ну что ж, пусть мстит, за столько лет у него, должно быть, целая телега негодования накопилась.
А лопоухий кем-то вроде джентльмена оказался, заколку мою поднял!
— Мне пора, — сообщила я.
Еще не хватало на собеседование опоздать. Было бы из-за кого опаздывать!
— Куда же это тебе пора? Братан дома?
Игнорирую первый вопрос:
— Позвони и спроси, я за ним не слежу!
— Ага, вот теперь я тебя узнаю, воспитанием твоим так никто и не занялся. Жаль.
Нормально он мне говорит? И после этого я должна помнить, что я девочка?! Ни фи-га! Сейчас скажу этому червяку, чтобы катился колбаской по малой Спасской. По-детски, но это лучше, чем ничего! Только я открыла рот, чтобы выдать про колбаску, он пихнул лопоухого в бок и сказал:
— Идемте, пацаны, надо за Ромкой зайти, девчонки нас уже, наверно, заждались!
Про колбаску можно забыть. Не люблю я вроде маленькой собачонки тявкать на машину, которая проехала пять минут назад. И пусть сейчас этот индюк синеглазый со своими дружками ушел не прощаясь — не последний день живем на свете, я его еще достану! Как в боксе — матч-реванш! Ох, получит он у меня!
До маршрутки я доковыляла кое-как, набойка с каблука отвалилась, одна нога получилась длиннее другой, то еще убожество. Хотела оторвать и вторую набойку, но ее мастера прибили на совесть. Именно поэтому я считаю — всякое дело нужно делать на все сто, халтурить — так по полной программе, а от таких умельцев, которые вроде знают во всем меру, походка-то моя и пострадала!
Водитель маршрутки все прибавляет скорость и прибавляет! Машина несется, как будто участвует в «Формуле-I». Иномарки с низкими подвесками остаются далеко позади, а тело нашего водителя, придавленного ремнем безопасности, на каждой рытвине дергается, точно от электрического разряда.
Я уже схватилась за поручни, книжку пришлось спрятать в сумочку — тут уж не до чтения, надо зубы в целости привезти работодателю. А так хотелось узнать, когда же прекрасный лорд Джонатан признается в своих сокровенных чувствах леди Присцилле. Когда? На последних страницах романа, когда же еще! Ругаю водителя про себя ужасными словами.
Откуда берут этих камикадзе? Мне жить хочется, ведь где-то на заводе делают мой ноутбук, а папа сегодня испечет кексы, да и лорд Джонатан… ну вот как он признается? Встанет ли на одно колено? Дрогнет ли его голос? А леди Присцилла… расплачется от счастья или, как обычно, сделает что-нибудь дерзкое? Не-е-ет, умирать никак нельзя!