Любовь кончается в полночь
Шрифт:
Мы посмеялись.
– Нет, в моем деле все намного сложнее… Но если ты мне поможешь узнать про эту математичку…
– Хоть скажи, как ее зовут?
– Шелестова Ирина, – сказала я.
– А отчество?
– Я не знаю. Но я думаю, в гимназиях нашего города немного найдется Шелестовых Ирин, преподающих математику. Молодая, ей лет тридцать, ну, может, чуть больше. Я, конечно, могу все узнать официальным путем, но я хочу, чтобы никто ничего… даже намеком, понимаешь? Вдруг человек абсолютно ни при чем, а о нем пойдут разговоры, сплетни…
– Хорошо, я спрошу Маргариту Викторовну.
– И еще, Лен…
– Да?
– Как
– Тань, я сегодня же позвоню! Ой, ты уже всю окрошку съела! Давай добавочки…
– А давай!
Ленка налила нам еще добавки, и мы натрескались окрошки так, что еле встали из-за стола. Перешли в гостиную и уселись на диван. И продолжали болтать. Я решила выкурить сигаретку. Ленка рассказывала, как она собирается в этом году улучшить учебный процесс, какие изготовить учебные пособия.
– Ты сама, своими руками, их собралась делать? – удивилась я.
– Конечно! А на покупку стендов у школы денег нет.
– Кошмар, Лен! За такую зарплату ты еще и плакаты сама рисуешь?! Может, еще и ремонт в своем кабинете делаешь?
Она потупила глаза:
– Ты почти угадала, частично делаю…
Да, по-моему, таким, как Ленка, надо при жизни памятники ставить, причем, отливать их из бронзы. И табличку вешать: «За безвозмездный труд и преданность делу просвещения подрастающего поколения…»
Мы еще долго болтали. Но вот часы показали шесть, и я стала собираться.
– Ты куда? – обиженно спросила подруга.
– Лен, мне пора. Надо в одно место зайти, по делу. Как только будут какие-нибудь сведения о моей математичке, сразу позвони, ладно?
– Само собой.
Я вышла в коридор. Ленка провожала меня.
– Ну, давай, подруга, спасибо, что зашла, навестила, – попрощалась она.
– Я тоже была рада тебя увидеть.
Мы распрощались, и я вышла на улицу. Несмотря на вечер, жара еще не спала. Я села в машину и поехала к дому Федора.
Дверь мне открыла его жена, Зинаида, в халате и фартуке. В руке у нее был половник, должно быть, она готовила супругу ужин. Сейчас, находясь вблизи от нее, я могла хорошо ее рассмотреть. Полная, лет сорока, с усталым лицом, глаза темно-карие, волосы выкрашены в ядовито-белый цвет. Зинаида и в молодости вряд ли была красавицей, а теперь прожитые годы и тяжелый крестьянский труд добавили ей морщин и придали чересчур загорелый цвет лицу. Тогда, на поминках, на ее голове красовалось какое-то подобие прически, сейчас же она была растрепана и, наверное, осознавая это, постоянно поправляла волосы рукой. «Лучше бы она просто подошла к зеркалу и причесалась», – подумала я.
– Вам кого? – строго спросила она, вытирая руки о свой далеко не первой свежести фартук.
– Вы Чайникова Зинаида… простите, не знаю вашего отчества?
– Порфирьевна. Это я.
– Тогда мне вас, – сказала я с как можно более обаятельной улыбкой.
Порфирьевна посмотрела на меня с недоверием:
– А вы кто? – Бдительная хозяйка продолжала допрос, как видно, мое обаяние на нее не подействовало.
– Я с работы Виктора Чайникова, из клиники…
Я не успела договорить, как лицо Порфирьевны круто изменило выражение. Женщина сменила гнев на милость и расплылась в широкой улыбке:
– Ой, вы докторша! Заходьте; а я смотрю, лицо знакомое, вы ведь были на поминках?
– Да, конечно… И я вас тоже там видела.
– Да вы заходьте, не стойте на пороге.
Я зашла в квартиру, удивляясь перемене, которая произошла с Зинаидой после упоминания мною клиники. С чего бы это, подумала я? Сейчас выясним! Хозяйка провела меня в кухню, предложила чаю, от которого я наотрез отказалась. И даже не из-за того, что живот мой был полон окрошки, а из-за санитарного состояния кухни и посуды. Они, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Хозяйка долго пыталась найти чистый стакан, а я все это время отнекивалась и открещивалась от предлагаемого мне чая. Глядя на груду грязной посуды в раковине, я твердила про себя: «Хоть бы она не нашла стакана!» К моей радости, так и случилось. Хозяйка извинилась за беспорядок в кухне.
– Я Федора с работы жду, готовлю вот… – Зинаида указала на большую кастрюлю, стоявшую на плите, – он в восемь придет, раньше-то вряд ли… Все работает, работает, семью-то надо кормить! Первый помощник только через год созреет. Ой, а я и не спросила, как вас зовут?
– Татьяна.
– А по батюшке?
– Можно просто Татьяна, мне так удобнее.
– Ой, ну что вы! Нельзя просто по имени, вы ведь доктор. Такая почетная профессия… Так как вас по отчеству?
– Александровна.
Хм, Порфирьевна приняла меня за врача. Это интересно! Что ж, не буду ее разочаровывать. Как говорится, если жена ночью назвала вас чужим именем – откликайтесь, вам понравится. Посмотрим, понравится ли мне быть в роли доктора? Хотя из меня такой же доктор, как из Зинаиды – почетный акын Казахстана.
– Татьяна Александровна, говорите, что вам нужно, а я щи пока доварю, ладно? А то скоро мой Федор придет, надо угостить кормильца.
Порфирьевна помешивала половником в кастрюле свое варево. И как охота людям в такую жару есть горячие щи? Сделала бы холодную окрошку, как мы с Ленкой. Однако она от меня чего-то ждет, надо что-то сказать. И я начала потихоньку прощупывать почву:
– Зинаида Порфирьевна, как вы поживаете? Как здоровье?
– Ой, да какое там здоровье! Давление замучило. А живем, как все. Сейчас все плохо живут, денег ни у кого нет. Мы с Федором, когда в город жить переезжали, думали, хоть тут полегче будет. Куда там! В деревне свои трудности, а здесь, в городе, – свои. Хорошо еще, Федор у меня сапоги ремонтировать наладился, все хлеб! К девяти на работу уходит, а приходит в восемь, когда и позже, если срочной работы много. А я вот на базаре работаю, мясом торгую. Неделю работаю, неделю дома. Неделю на базаре стоишь, потом домой придешь – хоть падай! Так устаю… В эти дни дочка хозяйство ведет. И готовит, и убирается, и на базар бегает за продуктами. А сын отцу помогает в мастерской. Мы все хозяйственные, не лодыри какие-то!
Зинаида принялась резать петрушку и укроп.
– Давно вы в город переехали? – спросила я.
– Да уже три года. Когда в деревне жили, у нас и корова была, и свиньи, и куры, а огород – аж двадцать соток! Молоко-мясо всегда свое было. И картошки сажали много, так что и сами ели, и еще продавать возили в город, правда, немного. Но все равно, жрачка своя была. А еще и морковь сажали. Я мешок моркови осенью выкапывала, всю зиму щи варили, а еще свекла…
Зинаида сбросила порезанную зелень с доски в кастрюлю. Помешала в ней половником, зачерпнула немного щей и поднесла половник к губам. Осторожно попробовала свое произведение и, судя по выражению лица, осталась довольна.