Любовь кончается в полночь
Шрифт:
– Местные бомжи – Клавка и ейный кавалер. В деревне живут… А у меня два дня как собачка пропала. Приютила я тут одну маленькую дворняжку. Она лает, если кто-то идет, и мне ночью с ней не страшно. Но вот пропала… Так о чем это вы?
– Я вас просила вспомнить, точно ли к Виктору в тот день больше никто не приезжал?
– А… Нет, больше никого не было. Да я-то после обеда спать прилегла. Мои на речку ушли, а я заперлась и прилегла…
– Нина Михайловна, не знаете, Виктор с кем-нибудь из соседей конфликтовал? Ну, может, кому-то не
– Нет, ни с кем он не конфликтовал. У нас соседи хорошие. Да и собирались они редко, раза два за все лето. Можно и потерпеть. А Виктор – человек порядочный, с соседями всегда здоровался, помогал, чем мог. Мне вот лестницу этим летом одолжил, моя-то сломалась, а у меня крыша потекла. Так Витя лестницу свою дал, сын мой залез на чердак, крышу отремонтировал… Так что никто на Витю не обижался. Наоборот, уважали его: ведь он не слесарь какой-нибудь, он врачом работал! Жалко, молодой совсем… Мы знали, что он грибы любил. Я не раз видела, как он идет в лес и возвращается с полной корзинкой, довольный такой… Эх, жалко, жалко человека…
– Как вы узнали, что Виктор умер?
– Я на участке была, поливала огурцы. Слышу, к соседям милицейская машина приехала, и еще эта… труповозка. Думаю: батюшки, что случилось?! А тут вскоре меня позвали понятой быть. И еще соседа позвали, вон того, видите: у него дача с шиферной крышей?
– Понятно. Ну, спасибо вам, Нина Михайловна.
– Да было бы за что! А хотите, я вас грушами угощу? Смотрите, какие! – Хозяйка подняла с земли пару спелых зеленых груш, потерла их руками, протянула мне. – Не смотрите, что они зеленые, это сорт такой. А на вкус – сладкие, сочные… У вас есть пакет? Ладно, я вам найду что-нибудь…
Она вернулась на веранду и вынесла мне старый пакет с надписью «Магнит»:
– Вот, кладите сюда.
Как я ни отнекивалась, а пришлось-таки мне собирать в траве влажные от росы душистые плоды.
Хозяйка проводила меня до калитки. Мы попрощались, я подошла к своей машине, открыла дверцу и положила пакет на заднее сиденье.
– Эй, кудрявая! Это твоя машина?
Я обернулась и увидела Клавкиного бойфренда. Он стоял на обочине и подбирал яблоки, нападавшие с дерева, ветки которого свешивались из-за забора. Одно из них он потер о свою грязную майку, внимательно рассмотрел, плюнул на него, еще потер. Снова осмотрел. На этот раз, похоже, он остался доволен чистотой румяного плода, потому что смачно впился зубами в его бочок.
– Ну, моя, – сказала я.
Бомжеватый жевал яблоко и осматривал меня всю, не стесняясь, в открытую, с головы до ног.
– А ты ничего, – сделал он наконец заключение, – не хуже моей Клавки.
– Да? Ну, спасибо, успокоил! А то я уж так переживала по поводу своей внешности!
Я хотела было навестить других соседей Виктора, но меня смущал этот тип. Он болтался возле моей машины, и я боялась оставлять его рядом с ней. Кто знает, не вздумает ли он залезть в нее? С такого
– А я тут, в деревне, живу, – сказал бойфренд, – у Клавки.
– Могу себе представить…
– Тетке вот этой собаку ищу. Найду – меньше чем за пятихатку не верну! Мне деньги нужны!
– А она даст тебе за дворнягу полтысячи?
– Куда она денется!
– Как тебя зовут?
Бомжеватый оценивающе осмотрел меня еще раз, с головы до ног:
– Познакомиться хочешь?
– Ну, вроде того…
– Смотри, тебе моя Клавка… Она у меня ревнивая!
– Ну, еще бы! Такой мужчина! Так как тебя зовут?
– Альфонс!
– Как?! – Я не удержалась и прыснула.
– Чего ржешь? Эх ты, неуч! Альфонс – это итальянское имя! У меня Клавка-то начитанная! Она в книжке про Альфонса прочитала, ей это имя понравилось, и она стала меня так называть. Здорово, правда?
– Ну, еще бы! А мама с папой тебя называли…
– Генкой. Но это было давно! Теперь я Альфонс, мне так больше нравится.
– Слушай, Ге… Альфонс, ты, случаем, не знаешь, здесь, вот на этой даче, второго августа веселье было, хозяин день рождения отмечал… К нему после обеда кто-нибудь приезжал?
– Ишь ты! Шустрая какая! Чтоб я тебе такие сведения даром!.. Бабки гони, тогда скажу.
Я даже немного опешила:
– Бабки? За что?!
– Как за что? За ценные сведения! – Альфонс шмыгнул носом и подтянул шорты, пытавшиеся сползти с его тощих бедер.
– И сколько ты хочешь?
– Три сотни!
– А не жирно будет? Я лучше пойду к другим соседям, там спрошу…
– Стой, стой! Какая ты! Сразу – к другим! А я, может, видел поболе других…
– Ну?
– Что – «ну»? Две сотни давай!
– Одну!
– Сто пятьдесят, – отрезал он.
– Я пошла. Счастливо.
– Ладно, кудрявая, сотню гони… Какие же вы, бабы, жадные!
Я достала из кошелька сотенную и, держа ее на виду, сказала:
– Говори, кого видел, а то, может, деньги тебе и не за что давать!
– Не за что? Да я видел, как бабка сюда заходила, вот в эту калитку.
– Во сколько?
Альфонс протянул руку. Я отдала ему деньги. Он аккуратно сложил купюру пополам и спрятал в карман.
– Так кто заходил и во сколько? – с нажимом уточнила я.
– Говорю же: тетка пожилая…
– Ты говорил, бабка?
– Ну, бабка, какая разница? В темном платье, то ли синем, то ли коричневом, не помню, но в темном. Как на похороны приехала… Платок тоже темный, синий вроде, в цветочек. Потихоньку зашла, оглядывалась. Я сразу смекнул, что здесь что-то не то!
– Ну, зашла она, а потом? Вышла-то когда?
– Когда – не знаю, я за ней не следил. Но ближе к вечеру я ее возле леса видел…
– Во сколько?
– Да не знаю я! Мои швейцарские в ремонте… Может, в шесть, может, в семь. А может, и позже. Она в лес пошла. А я там на свалке был, там такие вещи выбрасывают, скажу я тебе! Я там один раз нашел такую…