Любовь красного цвета
Шрифт:
Стар внезапно умолк, дернув шеей, как животное. Он весь обратился в слух. Прислушивался он. Прислушивалась Джини. Прислушивался Паскаль. Они прислушивались к нарастающему вою множества сирен.
Этот звук все приближался, становился громким, душераздирающим. И внезапно оборвался. Стар издал долгий вздох. Он вновь привлек Джини к себе, и Паскаль увидел выражение животного страха на ее лице. По ее лицу текла кровь. Она зажмурилась и сжала кулаки. В правой руке Стар держал у ее горла пистолет, а левую положил ей на грудь.
Только что Стар настороженно слушал надрывный вой сирен. А теперь, судя по всему, наслаждался
– Кажется, зрители пожаловали, – выдавил он из себя.
В половине двенадцатого, в то время как Куэст, покачивая бедрами, шествовала по подиуму в платье цвета фуксии, Роуленд пробирался по проходу между секторами в выходу.
Глядя на побледневшие от напряжения лица жандармов, оцепивших последний ряд, он явственно услышал внутренний голос: «Нет, все будет не так. Совсем не так». Что бы ни говорил Стар Майне, этот сценарий был слишком прост, в него слишком легко было поверить. Роуленд быстро вышел из здания. То, что здесь затевалось, было чистой воды театром, но Роуленд, кем бы ни был настоящий режиссер, не собирался исполнять в этом спектакле роль статиста.
Оказавшись на улице, он увидел, что массовка уже собирается. Прибытие Группы вмешательства, как и можно было ожидать, до предела возбудило прессу. За пределами дворика перед входом в Дом Казарес уже бурлило море репортеров, фотографов и съемочных групп. Кое-где вспыхивали ожесточенные споры с полицией. Некоторым из числа особенно бойких удавалось проникнуть за полицейское оцепление, однако их сразу же выталкивали обратно. Тем не менее натиск пишущей и снимающей братии на выставленные полицией заграждения не ослабевал. Обогнув разгоряченную толпу, Роуленд вышел на задворки. Он миновал запертые ворота, за которыми, насколько ему было известно, располагалась гаражная стоянка «Мерседесов» Казарес. Затем увидел служебный вход в здание.
Через каких-нибудь несколько минут журналисты возьмут в осаду и эту неприметную железную калитку, однако пока здесь было тихо. Угрюмый охранник на входе принял гостя не слишком приветливо.
– Посторонним вход воспрещен, – официально известил он Роуленда. – Всем посторонним.
Так что если посторонний сейчас же не уйдет отсюда подобру-поздорову, добавил охранник, угрожающе потянувшись к телефону, то через пару секунд здесь появятся крутые ребята, которые быстренько выяснят, что это за птица.
Роуленд ушел. Он знал только два места, где мог объявиться Стар, – квартира Матильды Дюваль или комната Шанталь. Однако Матильда должна была находиться сейчас здесь, на просмотре. Сидит, наверное, тихо в комнатке, о которой рассказывала ему Жюльет де Нерваль. Значит, Шанталь…
Менее чем через десять минут Роуленд вышел из такси на улице Сен-Северин. Постоял недолго у собора, затем пересек дорогу. Дверь на улицу оказалась открытой. Он замер в нерешительности на пороге, глядя на уходящие вверх ступеньки лестницы, ведущей в комнату Шанталь. Дверь наверху тоже была распахнута настежь. Роуленд внутренне напрягся, теперь ни капли не сомневаясь, что случилось что-то неладное.
Поднимаясь по лестнице, он уже примерно знал, что здесь произошло. Его худшие подозрения подтвердились сразу же. Едва войдя в комнату, Роуленд увидел застывшую на стене кровь. Где-то царапался и дико орал кот.
Кот оказался запертым в тумбочке под мойкой. По какой-то
«Все было спланировано заранее, – понял Роуленд. – Он пришел сюда и сделал то, что задумал задолго до сегодняшнего дня. А потом вымылся и переоделся».
Гнев, недоумение, шок – все эти чувства разом нахлынули на него. Обернув руку носовым платком, Роуленд поднял телефонную трубку и позвонил Люку Мартиньи. Скрежет под раковиной стал невыносим. Наклонившись, он открыл дверцу тумбочки, чтобы выпустить кота. Тот вылетел из нее как угорелый и понесся вниз по лестнице. Роуленд попятился из комнаты. Эти распростертые тела о многом говорили ему. Здесь произошло не просто убийство. Речь шла о более гнусном злодеянии.
Не в силах более выносить это зрелище, он сбежал вниз по лестнице, предпочтя дожидаться прибытия полиции на улице. Жадно хватая воздух ртом, Роуленд пытался оживить в памяти недавние беседы – с Шанталь вчера, с Майной сегодня утром. Обе они, каждая по-своему, втолковывали ему, что, несмотря на случавшиеся со Старом припадки бешенства, сексуальной агрессии с его стороны можно было не опасаться. «Он хороший, – вспомнились ему слова Майны, – он меня ни разу пальцем не тронул. Вы понимаете, о чем я говорю?»
Перед глазами Роуленда возвышался темный силуэт собора святого Северина. Начался мелкий дождь. Вдали завыли сирены, их вой становился все ближе. Словно сквозь туман он видел, как Мартиньи вместе с другими полицейскими входит в дом. С лестницы послышались их шаги, приглушенные восклицания. При виде того, что творилось наверху, даже профессионалы не могли сдержать эмоций. В душе Роуленда между тем появилось страшное предчувствие, которое быстро перерастало во всепоглощающую тревогу. Где Джини? На этот вопрос не было ответа. Химеры злорадно скалились на него с высоты.
Мартиньи провел в комнате Шанталь всего несколько минут. Роуленд отметил про себя этот факт – от дурного предчувствия душа заныла еще сильнее. Вернувшись, инспектор взял его под руку и повел к полицейской машине.
– Сейчас я вам все объясню, – пообещал Мартиньи. И когда машина уже во весь опор мчала их по городским улицам, выполнил свое обещание. Роуленд молча слушал его, не видя ничего, кроме ослепительно белых и ярко-синих сполохов полицейской мигалки. Казалось, сирена воет в его мозгу.