Любовь красного цвета
Шрифт:
Паскаль попытался крикнуть Джини, чтобы она скорее уходила отсюда. Он не видел ее, не знал, что с ней. Она могла быть ранена. Однако крик застрял у Паскаля в горле – Стар обрушил на него новый удар и вцепился ему в глотку. Фотограф чувствовал, как жесткие пальцы давят ему на сонную артерию. Еще десять секунд – и он потеряет сознание. Из последних сил Паскаль ударил Стара коленом в пах. По-звериному хрюкнув от боли, тот обмяк. Хватка жестких пальцев ослабла. Второй удар тоже получился хорошим – в шею. Стар отлетел в сторону, но уже через секунду снова бульдожьей хваткой вцепился в противника.
В пылу борьбы они врезались в облепленную картинками стену, повалили кресло, смели с пути один из шатких столиков, которыми была заставлена
– Только тронь его еще раз – и ты мертвец.
Внутри Паскаля все содрогнулось от отчаяния. «Боже милосердный, – колоколом загудело в его голове. – Бедная моя Джини…» Он пытался встать на ноги, но этому мешала боль, сковавшая правую руку. Кажется, она была сломана. Происходящее становилось похожим на кадры замедленной съемки, причем кино это было Паскалю хорошо известно: он абсолютно достоверно знал, что случится в следующий момент. Стар внезапно посерьезнел и сосредоточился. На его губах заиграла ленивая улыбка.
– Милая, – протянул он сладким голосом, – ну что же ты медлишь? Стреляй, не бойся. Ты все равно ничего мне не сделаешь. Карты однозначно сказали мне: ты промахнешься.
«А ведь верно, промахнется», – эта мысль вплыла в мозг Паскаля на волнах нестерпимой боли. Для такой уверенности не требовалось быть провидцем. Джини, всю жизнь ненавидевшая оружие, совершенно не умела держать пистолет.
«Беретту» надо было держать обеими руками. Однако Джини держала пистолет так, как может держать оружие только женщина, – хуже не придумаешь. Она, упершись задом в спинку кровати, держала пистолет в вытянутой руке. От тяжести пистолета и страха женская рука дрожала, и ствол выписывал в воздухе «восьмерки». Джини застыла от напряжения, ее глаза были устрашающе неподвижны, а лицо белым как снег. Стар сделал осторожный шаг вперед. Она вздрогнула. Откуда-то издалека до слуха Паскаля донеслись звуки: шаги, отдаваемые вполголоса команды. Воздух сгущался, как перед грозой. «Молодцы, только опоздали немножко», – отрешенно подумал он, будто сейчас решалась вовсе не его судьба, а судьба какого-то другого человека. Паскаль снова попытался встать на ноги. Стар сделал еще шаг вперед. Его лицо излучало теперь уверенность. Эта уверенность струилась от него, как тепло от раскаленной спирали.
– Ах ты, дырка грязная, – заговорил он тихим, почти задушевным голосом. – Знаешь, что я сейчас сделаю? То, что раньше не доделал. А дружок твой сраный посмотрит. Узнаете у меня сейчас, почем фунт лиха. Оба узнаете. Но особенно ты, потому что, когда я кончу, ты пожалеешь, что родилась на свет. Мозги из тебя вышибу! На колени, сволочь! Отдай пистолет, сука!
Прижавшись к спинке кровати, Джини с остановившимся сердцем смотрела, как он приближается к ней. Стар прошел три метра. Эти несколько мгновений показались ей вечностью. Она ясно видела все до мельчайших деталей: эту разгромленную комнату, сломанную руку Паскаля, кровь, струившуюся по его помертвевшему лицу. Он все пытался встать на ноги, а Стар подходил к ней все ближе и ближе с противной улыбкой на мокрых губах. Эти мокрые губы так не вязались с его божественным ликом…
В голове ее запищал тоненький голосок. Он втолковывал ей, что Паскаль не успеет встать, не успеет защитить ее. И никто не ворвется сейчас в розовую спальню сквозь окна и дверь. Помощи ждать было неоткуда. Таким образом, можно было считать, что здесь остаются только двое: она и приближающаяся к ней зловещая тень, отдаленно похожая на человека. Да еще этот тяжелый пистолет в ее руке, в котором патроны на исходе, если уже не кончились. А это значило, что у нее нет права на промах.
Стар между тем все шел к ней, изрыгая в ее адрес ругательства одно ужаснее другого. Неизвестно, чем бы это закончилось, однако он допустил одну маленькую ошибку. Проходя мимо Паскаля, Стар пнул его ногой. И тогда все стало предельно легко и просто. Джини положила палец на спусковой крючок. Сейчас она была уже далеко отсюда – она стояла на мосту в Амстердаме, ощущая, как все ее существо наполняется чудодейственной, непобедимой силой. Это была великая женская сила – сила, заключавшаяся в матери Аннеки, сила, дремавшая до поры в самой Джини. Эта сила помогала превозмочь все, включая панический страх и жалость. И потому, когда Стар был уже в полутора метрах от нее, Джини выстрелила. Пистолет подпрыгнул в ее руке.
Пистолет дергался словно живой, а она все продолжала стрелять. Джини видела, что промахивается. Стар был огромен, он приблизился к ней почти вплотную, в него невозможно было не попасть, но тем не менее он упрямо шел на нее. Съежившись, Джини вцепилась в рукоятку пистолета обеими руками и в тот момент, когда Стар уже потянулся к ней, выстрелила прямо в кровавые пятна на его груди.
То, что за этим последовало, было поистине ужасным. Он отшатнулся, округлив от удивления глаза, и содрогнулся всем телом. Джини стреляла, а он плясал, дергаясь мелко и резко, точно марионетка. Она остановилась, ожидая, когда закончится этот жуткий танец. И он снова надвинулся на нее.
Джини в отчаянии нажала несколько раз на спусковой крючок, но вместо выстрелов последовали лишь сухие щелчки. Зажмурившись, она ждала, когда это чудовище схватит ее. Лишь одна мысль трепетала в ее сознании: «Промахнулась, промахнулась… Теперь крышка нам обоим, Паскалю и мне».
Джини повернулась к Паскалю, мысленно прощаясь с ним. И тут внутри у Стара что-то забулькало, будто он полоскал горло. Она изумленно вытаращила на него глаза. Он повалился на колени и начал лихорадочно ощупывать себя, словно по нему бегало какое-то проворное живое существо: сначала оно копошилось у него на животе, потом перебежало на грудь и наконец подобралось к горлу. Остановив тускнеющий взгляд на Джини, Стар разинул рот, очевидно, собираясь что-то сказать, однако слова застряли у него в глотке.
Боковым зрением она видела, как поднялся наконец Паскаль, как подошел к ней, как взял из ее руки пистолет. Наверное, отбросил в сторону. Этого Джини уже не видела. Потому что ее внимание было сосредоточено на лице Стара. Напряженно наблюдая за его кривившимися губами, она ожидала, что же он скажет. Из его рта хлынул фонтан крови. Широко раскинув руки, Стар упал лицом вниз. Но Джини продолжала смотреть на него, полностью уверенная, что он встанет.
Паскаль бережно обнял ее за плечи. В спальне наступила кромешная тьма. В соседней комнате надрывался телефон. Кто-то неподалеку крушил стекла в окнах.
– Не смотри, Джини, не надо, – раздался в ушах Джини голос Паскаля. – Просто стой. А я буду обнимать тебя. Сейчас все закончится.
– Я убила его? – спросила она.
«Несколько раз», – подумал Паскаль, но ничего не сказал, а только отвел ее в сторону. Комната наполнилась громкими голосами и топотом. Прижав Джини к стене, Паскаль прикрыл ее своим телом. Это было единственное, что он сейчас мог для нее сделать.
Потом дали свет. Джини оглянулась в последний раз, когда люди в черном торопливо выводили их с Паскалем из спальни. Мертвый Стар лежал среди обломков мебели, осколков стекла и фарфора. Его широко раскинутые руки были сжаты в кулаки. Возле левого кулака лежали маленькая фарфоровая статуэтка без головы и распятие, возле правого – разорванная фотография Марии Казарес. Кое-какие предметы во время драки вывалились из его карманов. Среди них была засаленная колода карт Таро. И коробочка с тремя «белыми голубками», которые он так и не успел использовать.