Любовь красного цвета
Шрифт:
– Молодец, уже теплее.
– Все, вспомнила! Осень 94-го, авторская модель Кейт Мосс. Только тогда она выполнила его черным, а не бежевым. На показе он шел то ли под сорок третьим, то ли под сорок четвертым номером.
– Под сорок третьим. Прекрасно, Пикси! Итак… Я уже достаточно опоздала, как ты думаешь?
– На двадцать минут. Может, еще минут пять подождать? Уж коли хамить, то по-крупному, верно?
– Верно, – улыбнулась секретарше Линдсей. Она выждала еще десять минут.
– Садись, будем пить кофе, – предложил Роуленд Макгуайр, снимая ноги со стола и выпрямляясь во весь свой чуть ли не двухметровый
– Что ж, если у тебя так много свободного времени… – проговорила она, надменно пожав плечами. – У меня-то, как ты знаешь, работы по горло.
Макгуайр отреагировал на этот выпад лишь мимолетным взглядом на циферблат своих часов.
– Садись, – бросил он через плечо. – Извини за беспорядок. Сбрось весь этот бумажный хлам в сторону, да и дело с концом. Просматривал тут старые номера…
Линдсей поглядела на его широкоплечую спину. Судя по всему, в отличие от всех остальных мужчин, работавших в этом здании, Макгуайр сам варил себе кофе. Впрочем, нет, скорее всего это – еще одна уловка, предназначенная для того, чтобы производить впечатление на окружающих, решила она. Наверняка, если бы не присутствие здесь Линдсей, кофе для него готовила бы одна из целого сонма молоденьких девиц, появившихся здесь вместе с Макгуайром и теперь сидевших в приемной и трепетавших при его приближении.
Не говоря ни слова, Линдсей стала прокладывать себе путь к письменному столу. Проход был завален кипами бумаг и пирамидами из книг. За два месяца Макгуайру удалось до неузнаваемости изменить и отдел, который он возглавил, и всю его работу. До его прихода отдел очерков был весьма приятным местечком. Его населяли одаренные молодые люди, бегавшие как черт от ладана от любой требующей хоть малейших усилий работы и в свободное от вечеринок время поздравлявшие друг друга с тем, как удачно им удалось улизнуть от того или иного задания. Они являли собой полную противоположность настоящим работягам из отдела новостей. После появления здесь Макгуайра все эти трутни спешно разлетелись в разные стороны.
По пути к святилищу Макгуайра Линдсей с горечью заметила, что всех ее старых знакомых заменили в равной степени привлекательные молодые женщины. Про всех них говорили, что они – честолюбивы, пугающе умны и… по уши влюблены в Роуленда Макгуайра. Проходя сквозь шеренгу их оценивающих взглядов, Линдсей испытывала неподдельное удовлетворение от того, что на ней – костюм от Казарес.
Неузнаваемо изменился и кабинет, в котором сейчас обитал Макгуайр. Некогда выдержанный в мягком модернистском стиле с большим количеством хромированного железа и черного дерева, теперь он напоминал берлогу какого-нибудь одержимого ученого конца прошлого века. Здесь, правда, находился и вышедший уже из моды компьютер, на котором работал Макгуайр, но за горами книг и кипами бумаг, заваливших всю комнату, разглядеть его было невозможно. Усевшись на стул у письменного стола Макгуайра, Линдсей бросила взгляд на ближайшую к ней кипу и с раздражением отметила, что та состояла из правительственных отчетов. Поверх нее лежало французское издание Пруста – изрядно зачитанное и с большим количеством бумажных закладок.
Чуть подавшись вперед, женщина покосилась на бумаги, которые читал Макгуайр, когда она вошла в кабинет. На столе лежала большая зеленая папка, пачка факсов и сегодняшний номер «Таймс»,
– Ты, наверное, единственный мужчина в Лондоне, который заполняет кроссворд перьевой ручкой, – едко заметила Линдсей. – А что, если ошибешься?
– Обычно я не ошибаюсь, Линдсей, – ответил Макгуайр, протягивая ей чашку черного кофе. – Все эти кроссворды кажутся мне сущей чепухой. Особенно – в «Таймс». Одни и те же вариации. Детский лепет.
Линдсей бросила на собеседника острый взгляд. Ответ Макгуайра прозвучал вполне скромно, однако если два месяца назад его тон еще мог ввести Линдсей в заблуждение, то теперь она не собиралась обманываться на этот счет. Тогда он произвел на нее впечатление на удивление мужественного, приятного и доброжелательного человека, но затем принялся увольнять людей. За первый месяц своей работы в редакции Макгуайр и Линдсей дважды расходились во мнениях, и в каждом из этих столкновений он одерживал верх.
Один раз она бы еще стерпела, но второго допустить не могла. Не тратя больше времени на пререкания с Макгуайром, верить которому она уже не могла, Линдсей отправилась тогда через его голову прямиком к Максу – ее давнишнему другу и главному редактору «Корреспондента». Сидя в его кабинете и потягивая виски после окончания рабочего дня, она сделала новое открытие: оказывается, Макгуайр, который, на первый взгляд, был так далек от кабинетных игр, успел побывать здесь раньше нее!
– Послушай, Макс, – сказала тогда Линдсей, – кто командует отделом мод? До последнего времени мне казалось, что я, да и в моем контракте говорится то же самое. А теперь выясняется, что главный тут – этот самонадеянный Адонис. Сделай что-нибудь, Макс. Я бы не обратилась к тебе, если б не находилась в таком отчаянии. Убери этого человека с моей дороги и из моей жизни!
– Сильно сказано, – проговорил Макс, зажигая сигарету.
– Макс, он же вообще ни черта не понимает в моде! Так какого же дьявола лезет не в свое дело? С каких пор я должна отчитываться перед отделом очерков? Он что, решил превратить газету в собственную империю?
– Конечно, нет. Роуленд об этом не помышляет, хотя, должен признать, иногда даже мне кажется, что он под меня копает.
Макс, некогда необузданный молодой человек, стремительно взлетевший к вершинам редакционной власти, теперь исповедовал респектабельность. Как и положено главному редактору влиятельного и консервативного еженедельника, он стал носить строгие костюмы-тройки, а недавно обзавелся очками, в которых, по мнению Линдсей, совершенно не нуждался. 36-летний Макс старался изображать из себя 56-летнего – по крайней мере, находясь на службе. Вот и сейчас он важно поправил дужку роговых очков и посмотрел на Линдсей взглядом филина.
– Макс, ты понимаешь, о чем я говорю? Этот человек зарубил несколько снимков Стива Маркова, а ведь я билась три месяца, чтобы он смог их сделать! Ему, видишь ли, не понравилась манекенщица, не понравились сами снимки и не понравились костюмы. А ведь он даже слыхом не слыхивал о Кристиане Делакруа! Он сам в этом признался, и меня, кстати, это нисколько не удивило. Не удивлюсь даже, если он ни разу не слышал о Сен-Лоране.
– Это сам Роуленд сказал, что он не слышал о Делакруа?
– Вот именно! И даже не покраснел! Макс вздохнул и опустил взгляд.