Любовь, миндаль и текила
Шрифт:
Страсть и апельсины
Автор: Ольга Мыльникова @olgamilnik
Страсть как люблю апельсины! Правда, только сладкие. Прям вот только начинается сезон, бегу покупаю килограмма два. А вечером, сидя по-турецки за сериальчиком и поставив перед собой большую чашку с нарезанными фруктами, впиваюсь в сочную мякоть. Сладкий сок бежит по носогубным складкам, брызжет в нос. Я чихаю, смеюсь и продолжаю поглощать один за другим оранжевые колечки. Такой аромат стоит на всю квартиру, что все домочадцы непременно приходят полюбоваться на одуревшую мамочку.
– Ну чего ты так набрасываешься
Эх, разве понять ему, городскому жителю, каким дефицитом в девяностые были апельсины в провинции? Мы ели их только на Новый год. И какое чудо, если один фрукт доживал до сочельника. Как сейчас помню…
Мне тогда было пятнадцать. И я страдала из-за своей внешности. Девчонки из класса давно уже с парнями под Селин Дион медляки танцевали и, казалось, рисовались передо мной – тощей недомеркой. Я все ещё выглядела угловатым подростком без красивого рельефа и длинных ресниц. От драмы всей жизни спасало только то, что подруга моя Варька была тоже невысокая, при этом рыжая, конопатая и довольно упитанная. Рельеф – одна сплошная гора. Но Варька всё списывала на пубертант. Говорила, что как только гормональные процессы отгремят в её желеобразной конструкции, она придёт в норму и станет первой красавицей. Это отчим-психолог вбил ей в голову. Потому Варька на все проблемы смотрела с гордо поднятой головой и мой острый подбородок то и дело задирала кверху.
В общем, влюбилась я в одноклассника Славку Жукова. Сама не помню, как и когда это произошло. Но вдруг его нестриженая шевелюра превратилась в моём воображении в длинную чёлку Ди Каприо, каркающий голос – в нежный тембр Губина, а сгорбленная тощая фигурка в складный торс Серёги Аморалова из «Отпетых». Склеивая плёнку с синглом Селин Дион, я представляла, как стоим мы с Жуковым на носу лайнера, взявшись за руки. Наши сердца стучат в унисон. Щёки пылают. Ветер дует в лицо. Где-то рядом хрустит злополучный айсберг, а Жуков кричит в бескрайнюю пропасть океана: «Люблю тебя, Тоня!»
А ночами мне снилась та самая сцена из «Титаника» со скользящей по стеклу рукой. Стоит ли говорить, кем был художник? И просыпалась я, тяжело дыша, с мокрыми прядями на висках, бешеным пульсом и ноющей болью в животе. В классе потом сидела как на иголках, всё ждала, что вот-вот он одарит меня взглядом серых глаз. Он, конечно, одаривал. Особенно на контрольных, когда просил списать. И я чувствовала себя самой счастливой, будто он не линейкой мне в спину тыкал, а протягивал руку с обручальным кольцом.
Варька быстро раскусила мою затянувшуюся томность и рассеянность.
– Надо действовать! – решила подруга, притащившись ко мне домой в сочельник. – Сейчас будем привораживать твоего Славку! А то он сам никогда не поймёт, какой шанс упускает!
– Может, не надо? – взроптал во мне суеверный страх. Но нутро всё сжалось от предвкушения. Вдруг сработает?
– Что ты любишь есть больше всего на свете?
Я задумалась. Надо было представить самые яркие вкусовые ощущения, связанные с едой. И я вспомнила, как однажды к нам приехала родственница. Она недавно вернулась из Португалии и привезла попробовать тамошние апельсины. Ух, и вкусными же они были. Пропитанный португальским солнцем апельсин сам, казалось, излучал тёплый сочный свет, который наполнял тебя оранжевой радостью с каждой долькой.
– Апельсины! – выпалила я. – Больше всего я люблю апельсины!
– Хм, – Варька задумалась. – А у тебя они есть?
– Откуда? Я ещё на Новый год последний
– Сиди. У меня, кажется, ещё в кульке с маминой работы один остался. Ща сгоняю.
Варька жила через пять домов, поэтому вернулась довольно быстро, прихватив заодно толстую книгу по чёрной и белой магии. Её отчим говорил, что все эти заклинания и суеверия лучше помогают понять психологию деревенского жителя. К бабкам-гадалкам каждый второй в посёлке наведывался, а вот его, как высококлассного специалиста по человеческой душе всерьёз не воспринимали. Потому и работал Варькин отчим в колхозе сторожем. Там в сторожке и осваивал премудрости ведьмачества.
– Блин, а гвоздика-то у тебя есть? – хлопнула себя по лбу Варька. – Ну, та, что в огурцы солёные кладут?
Приправу мы нашли в маминых жестянках из-под монпансье, потом заперлись в комнате и зажгли свечку. У нас часто электричество отключали, и свечи в каждом доме всегда имелись про запас. В отличие от апельсинов.
– Сейчас тебе надо сосредоточиться и представить себе Славку.
– Можно музыку включу? Мне так лучше представляется. Ну, эту из Титаника.
– Давай!
С первых аккордов «Every night in my dreams» воображение выдало мне образ Славки во всей его аморалово-губино-дикаприевской красе. Я представила, как лежу вся такая, позирую, в одном только алмазе, а Славка-Джек пишет мой портрет.
– Теперь бери семь гвоздик, втыкай их в апельсин и называй имя суженого, – вернула меня в реальность Варька. – А зафига семь? Наверное, число какое-то магическое.
С трудом, ковыряя упругую кожицу фрукта, я вонзила в него гвоздичное шипы. Комната наполнилась цитрусовым ароматом.
– Теперь втыкай ещё семь и называй имена духов.
– Бариэль, Мелхидаель, Анаель, Унель, Барсах, Барехас, Сарнель, – читала я по книге. – Какие жуткие имена. Ты уверена, что мы ничего плохого не наворожим тут?
– Сомневаешься? Вот увидишь, присохнет твой Славка как миленький.
Поворачиваюсь к окну, а там и правда – Славка. Но только не присох, а прилип к стеклу, и на голове у него рога.
– Вот так магия! – тру глаза, Славка исчезает.
– Ещё не всё, – командует Варька. – Теперь давай последние гвоздичины втыкай и называй своё имя.
Завершив ритуал, мы водрузили апельсин на крышку шкафа. Теперь оставалось ждать, когда фрукт высохнет, а с ним и сердце суженого.
Славка вдруг опять в окне нарисовался. Выбегаю на крыльцо, он стоит в костюме чёрта. И с ним ещё ребята ряженые.
– Чего вы там впотьмах сидите? Свет отключили, – говорит. – Пойдёмте с нами колядовать!
В общем, не знаю, заговор ли сработал или мои познания в фольклоре, но после колядовки, из которой мы вынесли богатый улов, Славку как подменили. Стал мне всякие знаки внимания выказывать. То шоколадкой угостит, то двери передо мной откроет. А в субботу на дискотеке вообще на медляк пригласил. Под Селин Дион!
Мне как-то не по себе стало. С одной стороны – невероятная радость, а с другой – щемящая тоска. Вот он возлюбленный на блюдечке с каёмочкой – бери и на лайнер. Но я как-то вдруг стала замечать, что Славка вовсе не похож на Ди Каприо. И волосы его вечно засаленные. А ржёт вообще как конь. И куда девался этот губинский тембр? В общем, страсть моя угасла. Я поняла, что такая присушенная любовь мне совсем ни к чему. В тот же вечер после медляка я прибежала домой и съела апельсин, пока он ещё не совсем высох. А кассету с Селин Дион на всякий случай Варьке отдала, чтобы опять вдруг не разбудить в себе эту любовную ахинею.