Любовь на фоне беспредела
Шрифт:
Действующая власть делала робкие попытки уладить и замять, но это ничего не проясняло и не помогало. Поднимались другие волны, появлялись новые протесты – стоило одному из кандидатов заснять ролик или выйти на площадь к приспешникам.
Полиция не справлялась.
И вот однажды правительство решило поддержать одного из претендентов, а заодно и навести порядок, а именно - ввести технику в некоторые города – в регион, который вдруг оказался «горячим». С чего бы так – поди разбери, но мы вдруг стали эпицентром противостояния.
Все переместилось из столицы сюда –
И воинственный настой, которым люди заражались как чумой, уже не оставлял меня равнодушной. Это злило. Как, черт возьми, могло произойти подобное? Когда все люди вокруг меня успели спятить? С чего бы вдруг этому огромному прыщу под названием «убьем соседа, потому что он будет голосовать против кристально честного Петрова» понадобилось вскочить на гладенькой поверхности нашей нации? Все, что было белым – стало черным. Размылись такие понятия как хорошо и плохо. Внезапно стало страшно говорить за кого ты или открыто выражать мнение по поводу происходящего.
Потому что люди, как звери кидались друг на друга, и все это отдавало тотальным горячечным бредом.
Внезапно из подворотни выскочил пес с рыжими подпалинами на боку, он шарахнулся от меня, не подозревая, что напугана я ничуть не меньше его самого. И этот незначительный эпизод всколыхнул воспоминания, от которых я уже несколько ночей просыпалась в холодном поту.
Дальнейшие события, что развились месяца через два после старта предвыборной гонки, стали настоящим кошмаром. Началось буквальное избиение младенцев под названием «остановим хаос». Власти напирали, ввелся комендантский час, а также приехали военные.
И много бы я могла сказать об этом, но во всем этом не было смысла.
Я была маленьким муравчиком на безгранично большом футбольном поле. Поэтому молчала и делала свое дело – шаталась ночами по безлюдным аллеям, сунув холодеющие руки в карманы, а камеру в болтающуюся сумку на плече, и мечтала оказаться за сотни тысяч километров отсюда.
Тот день, который намертво въелся мне в память, случился не далее как позавчера. Я, как обычно, отправилась снимать – людей, что окружили площадь, на которой остановились танки, саму технику, военных.
Никогда не знаешь, что попадет в объектив, поэтому я старалась охватить как можно большую площадь – побольше лиц, повышая шанс на стоящий материал. И я забыла уже, что события всегда развиваются стремительно, молниеносно. А стоило бы помнить.
На улице было по-летнему тепло. Солнце светило будь здоров, хоть только недавно прошел дождь. Из кабины танка вылез солдат в пятнистом камуфляже, то ли покурить, то ли подышать, но его появление вызвало волнение толпы. Люди еще не привыкли к демонстрации силы – не поняли, что все это происходит по-настоящему.
Солдат появился с автоматом на груди, держа палец на спусковом крючке. Я уже знала эту стойку – она есть у всех военных: руки на оружии, плечи напряжены, готов к действию.
Следом из кабины выбрался еще один – как брат близнец первого: в глазах та же пустота, лицо словно высечено из камня – неподвижное, холодное.
Какие молодые, практически ровесники, успела подумать я, когда внимание сместилось на другого человека. Стоящий неподалеку от меня пожилой мужчина решительно двинулся к солдатам. В руках он держал синий кожаный поводок – с которого несколько минут назад спустил щенка овчарки – толстого и лопоухого, веселого собачонка.
– Ребята, - громко обратился мужчина, привлекая внимание толпы, - Вы зачем здесь? Посмотрите, у нас сегодня нет никакого оружия, мы просто хотим стабильного будущего своим детям и внукам! И чтоб оно было, необходимо перестать дрожать и поднять задницу с дивана! Хватит уже безучастно наблюдать за тем, как воруют наши деньги и издают бестолковые законы – сколько можно? Поднимемся с колен! – последние слова он проревел белугой и обернулся к людям.
Собравшиеся – около пятидесяти, поддержали активиста бурными возгласами.
– Для чего вас прислали – затыкать нам рты? – продолжил речь мужчина, следом поднял руки, повел ими, обводя окрестности. Ремень, зажатый в ладони, медленно качнулся.
– Два шага назад, - бесстрастно ответил один из солдат.
Мужчина шагнул навстречу, словно пытаясь расслышать ответ, и не веря, возмущенно стукнул поводком себя по ноге. В толпе зароптали. Таймер на камере отсчитывал секунды.
– Да вы просто продажные шлюхи, затыкающие нам рты грубой силой, – вошел в раж пенсионер и гневно шагнул еще ближе.
Неясно, что он намеревался сделать – потрясти кулаком перед носом у военных или отхлестать их поводком, но ничего сделать он не успел.
Дальше все произошло очень быстро. Как и всегда – в одночасье, бесповоротно и от того кощунственно страшно.
Молчавший ранее солдат вдруг поднял автомат и выстрелил собачнику прямо в грудь.
Кто-то громко закричал, следом завопила женщина – тонко, на одной протяжной ноте. Рядом оглушительно громко матерились. Начался хаос. Раздался еще один точечный выстрел, люди отчаянно закричали, я увидела взмахнувшую ладонь, и женщина в цветастой юбке упала на влажный от недавнего дождя асфальт. Разрывающий барабанные перепонки ор на высокой ноте резко прекратился.
Люди падали на землю, зажимали голову руками, кто-то плакал, кто-то онемел от шока.
Я стояла за толстым стволом липы и после выстрелов просто опустилась на землю, выключила камеру, обняла колени руками, силясь унять в ногах дрожь.
Солдаты попрыгали в танки. Это стало понятно позже, когда техника с шумом тронулась и поехала к зданию городского совета.
Я с трудом поднялась, сделала пару шагов и увидела ее - женщина лежала на спине, раскинув руки в стороны. Юбка некрасиво задралась, обнажив молочно-белые ноги выше колен. Прямо в центре лба у нее была дырка. Из-под головы на асфальт текла густая кровь вперемежку с чем-то грязно серым.